Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню - Вера Камша

– Вот ведь! – Арно со злостью швырнул на лед целую пригоршню. Лебеди с утками злости не оценили, их занимала исключительно кормежка. – Ну и гуси у тебя! Зильбершванфлоссе обзавидуются.

– Это в самом деле дриксенские лебеди, – Валентин провел рукой по перилам, – их выписали при Алисе и для Алисы. Кажется, это самый крупный вид. Помню, я маленький был, младше Питера, отец нынешнего вожака меня случайно крылом ударил и сбил с ног… Арно, очень похоже, что мне хочется напиться.

– И кто тебе, то есть нам, мешает?

– Никто. После ужина я закончу со злодеем-управляющим и буду рассчитывать на твое гостеприимство.

– С моим гостеприимством не выйдет. Сэ спалили напрочь, и он вообще-то не мой, а Ли, которого где-то носит.

1 год К. Вт. Ночь с 1-го на 2-й день Зимних Волн

1

С какой радости он засел за карты, Лионель запамятовал, но удача была на его стороне. Пока сидящий напротив богато одетый господин со множеством орденских цепей сдуру не зашел с мелких Молний. Оставалось либо разбить припасенную на конец коло триаду, либо смухлевать, либо…

Савиньяк ухмыльнулся и бросил карты на стол, поймав взгляд господина с цепями. Тот сдавленно вскрикнул, побагровел и схватился за сердце.

– Граф, – простонал под ухом знакомый женский голос, – вы ужасны! Он имеет заслуги перед Талигом…

– Я… немолод… – Штанцлер в непонятных орденах хватал ртом воздух, – болен… будьте милосердны… ради вашей матушк…

– Надеюсь, ты зарядил пистолеты как следует? – озабоченно напомнила от распахнутого окна мать.

Лионель пожал плечами и спустил курок, но вместо выстрела в окно важно вплыл алый огненный шар и, галантно обогнув мать, устремился к карточному столу. Штанцлер испустил крысиный визг и бросился к трясущему мешком маршалу Дораку, явно намереваясь выдать себя за сбежавшую свинью и отсидеться. Это было уже чересчур, спасибо, на камине лежал странного вида топорик, похоже, спертый Салиганом у повешенного бондаря. То, что нужно, по крайней мере, Штанцлеру. Савиньяк неторопливо поднялся и оказался в темной комнатке, одной из множества принимавших Проэмперадора Севера и Северо-Запада в последний год.

Ночь едва перевалила за половину, но сон ушел, а раз так, лучше встать хотя бы для вида. Сплюшцы кокетливы, будешь их призывать, спрячутся, а забудешь или, того больше, станешь гнать – пойдут в атаку, и Лионель, не зажигая свечей, перебрался к окну, за которым белел залитый лунным светом двор. Последний перед Аконой.

Уже вчерашняя метель стерла следы и угомонилась, словно точку поставила. Одно дело сделано, пора браться за новые, половина которых выросла из старых – недоделанных, пропущенных, оставленных на потом. Излом не передвинешь, а людей не переделаешь, особенно дрянных… Дурацкий сон означал, что он слишком много думает о дряни, о которой прежде не думал вообще. Нет, они с Рокэ понимали, что Сильвестр стремительно сдает и скоро перехватывать вожжи, но просчитались и со сроками, и с союзниками, и с противниками, хотя последних, скорее, не досчитали. Было ясно, что придется кончать со Штанцлером и ставить на место Манрика с Колиньяром, и ведь умри Сильвестр, когда в Олларии был хотя бы Рудольф, этого бы хватило! Талиг продолжал бы потихоньку гнить, пока не рухнул неожиданно даже для врагов; и вряд ли судьба подбросила бы подыхающему королевству нового Франциска, такие подарки случаются лишь единожды.

Чтобы разглядеть болезнь, понадобился Излом с ворохом ошибок и предательств, а раз так, надо выскребать гниль до конца, как на севере, так и на юге, где незаметно даже для Валмона возрос дивный цветок в лице маршала Дорака.

Единственного брата Сильвестра Ли, само собой, встречал, хоть и не так часто, чтобы понять. Габриэль Дорак пытался стать военным, особо не преуспел, но создал уйму трудностей тем, кому приходилось командовать столь значительной особой. Самым простым было произвести полковника Дорака в генералы, и его произвели, вручив в те поры ни с кем не воевавшую Южную армию. Затем женился Фердинанд, и брат новой королевы получил алую перевязь. К перевязи требовалось соответствующее воинство, но Рудольф заявил, что второй лишней армии у него нет. Сильвестр признал довод убедительным и отправил братца в отставку, в утешение сделав маршалом. Габриэль слегка покрутился в Олларии и убрался в Дорак, откуда почти не выезжал, не мешая ни Колиньярам, ни Бертраму. Больше вспоминать было нечего, разве что слегка удивляла помолвка Леони Дорак с виконтом Мевеном. Любовь там и не ночевала, а племянница Сильвестра могла рассчитывать на партию повыгодней. Графы Флашблау-цур-Мевен были богаты, пожалуй, богаче Дораков, но и только. Правда, невеста, как мог заметить Ли, состояла в дружбе с сестрами жениха, красивыми девицами, обещавшими сделать хорошие партии. Лионеля раз пять спрашивали, которая из сестричек Флашблау ему больше нравится, и в ответ слышали, что Савиньяков влекут темные волосы. Тогда это было правдой или, по крайней мере, казалось…

Ползущую по снегу резкую черную тень Ли заметил сразу, на опознание того, кому она принадлежит, ушла пара секунд, и чуть больше – чтобы натянуть сапоги, сунуть за пояс пару алвасетских ножей и набросить плащ.

Он успел, граф Укбан шел целеустремленно, но медленно – можно было задержаться и попробовать разбудить хотя бы Мишеля, но сразу Ли об этом не подумал, а возвращаться не стал. Беглец появления Проэмперадора не заметил, он стремился в глухой угол двора, где не имелось ничего интересней пары заснеженных яблонь.

Губернаторская физиономия казалась слегка вороватой, как у добродетельного супруга, спешащего на не слишком пристойное свидание; Укбан не бормотал, как бедняга фок Дахе, и не пытался говорить с кем-то невидимым, но «фульгаты» просто так на посту не засыпают. Ли вытащил кинжал и уже привычно пролил свою кровь, пока только на рубашку, после чего, не отрывая взгляда от загадочного угла, быстро снял эсперу. У забора мирно помахивала хвостом беспородная пегая лошадка. Очень похоже, та самая. Слегка обогнав губернатора, Савиньяк подошел к перепугавшему Эмиля и едва не забравшему Мэллит чудовищу, которое не повело и ухом. На первый взгляд несомненная кобыла, она была отлично ухожена и полностью оседлана, единственным ее недостатком было отсутствие тени, а если уж совсем придираться, еще и инея на симпатичной, так и тянет дать яблоко, морде.

– Дивный! – подоспевший Укбан живо взял лошадь под уздцы. – Стой!

Кобыла, которую, кажется, сочли жеребцом, не ответила. К приличным всадникам кони тянутся, от совсем уж скверных шарахаются, Укбан во время пути ничем особым себя не проявил, в седле держался сносно, доставшегося ему мерина не мучил, а большего ожидать и не приходилось.

– Вы куда-то собрались? – окликнул Ли поставившего ногу в стремя прохвоста. – Куда?

Укбан не ответил. Торопливо вскочив в седло и разобрав поводья, он шустро развернул лошадь задом к воротам и попытался ускакать в беленый забор, однако Ли успел заступить путь. Кобыла безмолвно попятилась и замотала головой, всадник был решительней.