Хронос. Ледяной поход - Дмитрий Алексеевич Митюшин

На миг в глазах бандита полыхнула ярость. Он медленно убрал ствол от головы программера. И вдруг расхохотался, но ствол все ещё смотрит в лицо Тохи.

Бандиты неуверенно поддержали главаря.

— Гарный хлопец, — отсмеявшись, подвёл итог Панкрат. — Куда идёшь?

Программер глянул на Анфису. Та сидит бледная. Он ободряюще улыбнулся женщине.

— В Одессу, к родственникам. От большевиков бегу.

— К родственникам? Что-то не похож на одессита и говор у тебя москальский.

Тоха перевёл взгляд на главаря.

— А я с Молдавии, с Бессарабии, в смысле. В Одессе родственники.

— Ну ладно, — Панкрат повернулся к своим бойцам и показал на пацана в светлом полушубке, — вон Гриня тоже с Одессы. Да, Гринь?

Пацан на секунду опешил, а потом важно кивнул:

— Так. Я в Одессе всех знаю.

«Опять, мля, — Тоха закатил глаза к потолку. — Ну ладно, сами напросились» — и радостно заорал:

— Гриня! Зёма! Правда? Неужели тоже с Молдаванки? А кого знаешь, Гринь? Вовку-Батона? Саньку-Кирпича?

Пацан улыбнулся.

— Так обоих знаю.

— Да? И кто они?

Гриня посмотрел на главаря.

— Брешешь ты, Гриня, — уверено заключил Тоха. — Не был ты никогда в Одессе. Купился, как пацан. Нет никаких ни Батона, ни Кирпича.

— Дядьку Панкрат, — обиженно вскинулся Гриня, приподнимая карабин, — та он ишо издевается!

— Не провоцируй. Хлопцы у меня горячие.

— Да будет тебе, Панкрат, в сыскаря играть, — как можно миролюбивей улыбнулся Тоха. — и ствол убери, — он кивнул на револьвер. — Курок ненароком нажмёшь, и мои мозги по стенке размажутся. Анфисе потом убирать. Неудобно перед хозяйкой будет.

Бандит снова расхохотался и протянул Тохе «наган». «Маузер» засунул в кобуру, приказав подельникам тоже убрать оружие.

— Гарный ты хлопец, Антон, не пужливый, — искренне похвалил бандит. — У нас четверо людей позавчера пропали. Ничего не слышал?

Тоха покачал головой.

— Жаль. Я — Панкрат Чорный, командир дивизии Сосновской республики.

Он протянул руку. Тоха её пожал, с трудом сохраняя серьёзное выражение лица. «Сосновская республика, это круто, мля!»

Панкрат повернулся к хозяйке дома.

— Давай-ка, Фиска, стол собирай и гостей угощай…

Просидели долго. Бандиты надрались хорошо, однако на ногах всё-таки стояли. Всё уговаривали вступить в банду. Пардон. В дивизию Сосновской республики.

— А жить у Фиски будешь, — втолковывал ему, как непонятливому Панкрат. — Фиска, она баба ладная, справная, рукастая, всё умеет делать. И в постели огонь. Сам, небось, знаешь.

Тоха, как мог, отнекивался, мол, солдат из него никакой. Полный ламер. Ему домой надо, в Одессу.

Ушли только под вечер.

— Вот аспиды, — проворчала им вслед Анфиса. — Давай, миленький, я тебе баньку истоплю, помоешься. Ты только дров наруби.

— Разве можно после пьянки в парилку идти? — удивился Тоха.

— А ты в парную-то не лезь. Я тебе рассолу капустного дам. Зараз полегшает. Хошь, спинку потру?

— Анфиса, — строго проговорил Тоха.

— Молчу, молчу. Я ить только спинку потру. Обещаю, приставать не буду.

Ясен пень, обещания Анфиса не сдержала. Точнее, он сам не сдержался. Анфиса и не думала сопротивляться.

Тоха пришёл из бани чистый, вымытый. Настроение на большой палец, вот только мучает совесть. Будто Насте изменяет. И никуда от неё не деться. От совести, в смысле. Тоха вздохнул.

Анфиса подошла к нему и положила руки на плечи. Попаданец поборол искушение взять её за талию.

— Позволь с тобой сегодня лечь, — голос тихий, совсем не игривый, но ласковый. — Не гони меня, миленький. Всё равно уедешь скоро. И кончится моё счастье.

Тоха лишь вздохнул. «Ну что за фигня? Дома тёлки внимания не обращают, а тут сами в постель лезут».

* * *

Через четыре дня

12 (25) декабря 1917 г.

Там же

Погода выдалась прекрасная. Прекрасная, чтоб незаметно смыться. Как сообщил Прилуцкий, уходить придётся на флайере, замаскированном под «форд» модели «ти». Любопытных не будет. Лёгкая метель. В двадцати шагах уже ничего не видно. Мороз около минус пятнадцати. Вряд ли местные в такую погоду без нужды на улицу выйдут. Уходить — самое время.

Тоха в форме подпоручика стоит у могилы Насти. Накинул на голову башлык. Шинель защищает от холода, но скорее всего, греет связанный заботливыми руками Анфисы свитер, что программер надел под гимнастёрку. Форму принёс Прилуцкий. Полный комплект — шинель, фуражку, гимнастёрку, штаны, сапоги, снаряжение. Что немного порадовало Тоху, просветы на погонах — голубые. Как в ВВС, где служил «срочку». Только без шифровки. Даже шашку дали. Всё это, как пояснил капитан, изготовлено сегодня в каком-то конфигураторе. Выдали документы — справку о комиссации с военной службы по болезни.

В вещмешок Прилуцкий положил четыре обоймы к «мосинке». Сказал, пригодится. Тоха спорить не стал. Для связи капитан дал точно такие же часы, что программер купил в Питере, но их не нужно заводить. В них встроен передатчик. Связь односторонняя.

Последнюю ночь в деревушке Тоха, разумеется, провёл с Анфисой. Попаданец всё-таки не выдержал и рассказал, кто он на самом деле и откуда прибыл. И про Прилуцкого рассказал. И пофиг, наблюдал за ним капитан или нет.

До обеда не выбирались из постели. Лишь Анфиса пару раз вставала, дров в печку подкинуть…

— Ты присматривай за могилкой, если не в лом, — тихо попросил попаданец стоящую рядом Анфису.

Та кивнула и хлюпнула носом.

— Нехорошо без отпевания. Неправильно это, Антошенька.

— Неправильно, — согласился программер, — но ты помолись за неё.

— Куда мне грешной.

Программер посмотрел на женщину. Та взглянула ему в глаза.

— Помолись, прошу. Я не умею и молитв не знаю. Прежде чем стать ангелом на небе, она была ангелом на земле, — вставил Тоха слышанную в каком-то фильме фразу.

— Хорошо, милый.

— Пойдём.

Они пошли по широкой тропинке к дому. Чуть погодя женщина взяла программера под руку.

У дома их встретил Прилуцкий в форме капитана. Ян тоже накинул на голову башлык. Шагах в двадцати у жердяного забора темнеет «форд».

— Прощайтесь, — сухо бросил Прилуцкий, — у вас пять минут, — и пошёл к машине.

Тоха снял тёплую перчатку, связанную Анфисой, и погладил женщину ладонью по щеке. Крестьянка схватила ладонь и прижалась к ней губами, закрыв глаза.

— Спасибо тебе за всё, — проговорил Тоха.

Анфиса кивнула, сильнее прижимаясь к его ладони. Программер взял лицо женщины в ладони и поцеловал в губы.

Крестьянка крепко обхватила попаданца за шею и зашептала:

— Миленький, не уезжай! Мне будет плохо без тебя! Очень плохо! Дался тебе этот Дон! Этот Корнилов, забери его холера! Останься!

Тоха обнял её, но не крепко и страстно, как пылкие влюблённые при расставании. Скорее «формально», если можно так выразиться. Наконец Анфиса отлипла. Программер посмотрел в заплаканные глаза, аккуратно пальцами стёр ползущую по щеке слезу.

— Анфиса, ты же знаешь. Я чужой здесь. Меня дома ждут.

Голос ровный спокойный. Никаких эмоций. Да, женщина симпатичная, страстная в постели, но… никаких эмоций. Хорошо ли с ней было? Пожалуй, да. Но в душе ни малейшего сожаления от расставания.

— Знаю, — прошептала женщина. — Значит, не останешься?

Тоха покачал головой.

— Тогда, вот что, — голос Анфисы изменился, стал твёрже. Она быстро сунула руку за отворот тулупа и вытащила что-то, завёрнутое в платок. — Возьми.

Программер взял платочек.

— Что это?

— Разверни.

Тоха подышал на замёрзшие пальцы и медленно развернул. На белой ткани лежит золотое колечко с пятилепестковой розочкой, украшенной изумрудами. Где-то он уже видел это украшение. Но вот где?

— Фамильное. От мамы досталось. Возьми. У тебя там в твоём мире есть невеста. Подари ей от меня.

И тут Тоху прошибло: «Точно!»

В памяти всплыла картинка, когда Верка достаёт из шкатулки, как у Анфисы (или именно из этой шкатулки?) точно такое же кольцо. Фамильное. От прапрабабки.

«Ё-моё!»

— Что с тобой, миленький?

— А? Э-эм, — Тоха пришёл в себя. — Ты это… Анфис… не… не возьму. Спрячь колечко и никому не отдавай. Никому. Поняла? Дочке своей передашь, а она своей. Фамильное чужим отдавать нельзя.

— Нет у меня детей. И не будет.

— Будет. Ты молодая, замуж ещё выйдешь. Заведёшь.

Он завернул колечко обратно и протянул