Французская политическая элита периода Революции XVIII века о России - Андрей Митрофанов

Поэтому, заключал автор, безопасность Французского королевства теперь непосредственно зависит от успешности и от продолжительности той войны, что ведет Екатерина II с турками. «Поспешим принять в ней участие!» - призывал публицист соотечественников. «Когда необходимость и интерес нашей безопасности нас к тому не принуждают, преимущества, что могут быть получены в будущем к процветанию королевства и особенно к выгодам в торговле, столь велики, что они подталкивают нас к тому, чтобы поддержать русских всеми нашими силами»[424]. Дополнительные преимущества состоят в том, что Швеция и Дания связаны с Россией официальными договорами и их позиция не будет отличаться от позиции Петербурга. А естественным последствием такого союза с Россией может стать завоевание французами плодородного и стратегически важного Египта, считал автор брошюры. В условиях разразившегося Очаковского кризиса 1791 г. Россия остро нуждалась в поддержке со стороны общественного мнения в Европе[425]. Необычно на фоне настороженного отношения к России во Франции звучали призывы к выступлению на ее стороне в войне с Турцией.

* * *

Обращая свои взгляды на восток, европейские политики и дипломаты могли наблюдать раздираемую внутренними неурядицами и внешними силами Речь Посполитую. Развитие польской темы давало французским публицистам широкую возможность выразить свое отношение к России[426]. Польша в период Французской революции, как и двадцатью годами ранее, для Ж.-Ж. Руссо, Г.-Б. Мабли и К.-К. Рюльера представляла собой повод для изречения суждений как о жизни во Франции, так и о жизни в «деспотической» России, своеобразном антиподе «свободолюбивой» Польши[427]. Ж.-П. Марат также высказывал свои взгляды на Россию в сочинении, посвященном Польше, он проявлял большой интерес в особенности к польской политике Екатерины II. Роман Марата из польской жизни, содержащий ряд интересных замечаний об императрице и ее стране, был напечатан спустя многие годы после его смерти[428]. Марат критически оценивал состояние ресурсов России, стремящейся доминировать в Европе, русские войска позволили вторгнуться австрийцам и пруссакам в Польшу, устами своего польского собеседника он заявлял: «Ее население немногочисленно и состоит только из рабов. Несколько пушных предприятий, строевой лес, медь и селитра - вот единственные отрасли ее торговли, между тем как она лишена некоторых продуктов первой необходимости. В течение семи месяцев земля там почти везде покрыта снегом, льдом, инеем, и даже когда она не скована морозом, она не украшается ни весенними цветами, ни осенними плодами»[429].

Довольно подробно разбирается польская тема и Ж. Малле дю Паном. Убеждая публику в политическом «варварстве» русской императрицы, в том, что все успехи ее царствования «омыты в крови»[430], он обращал внимание читателей на события в Речи Посполитой. Роль в них России он сравнивал с разрушительным природным ураганом, которой вот-вот перекинется и на Западную Европу[431]. Источники, которыми располагал памфлетист, позволяли подробно рассказывать о положении дел в Польше конца 1760-х - начала 1770-х гг. Особое негодование автора вызывали действия русского посла в Варшаве князя Н. В. Репнина, которого он называл «московитским диктатором»[432]. Когда, отстаивая свои интересы в Речи Посполитой, Россия развернула кампанию в защиту польских диссидентов, Репнин перед созывом сейма 1767 г. использовал не только интриги, но и угрозы, подкуп шляхты и войска. К самым радикальным противникам российской политики применили крайние меры: арестовали и выслали в Россию[433]. Поэтому публицист, со слов очевидцев, полагал: «Вся республика представляла собой картину завоеванного народа, терзаемого завоевателями»[434]. Стремясь актуализировать свое сочинение, автор описывает положение сейма 1767 г. через знакомые его соотечественникам образы: «Национальное Собрание поработили с помощью голода и пушек»[435]. Возможно, апелляция к распространенным в массовом сознании охваченной кризисом Франции страхам, вызванным предположениями о неких черных замыслах противников перемен силой разогнать национальное представительство и уморить народ голодом, должна была придать памфлету наибольшую убедительность.

Реформы «Четырехлетнего сейма», заключенный поляками в 1790 г. договор с Пруссией, принятие конституции в мае 1791 г. - все это чрезвычайно беспокоило российскую императрицу, поскольку угрожало ослаблением русского влияния в Польше. Подписанный 9 января 1792 г. Ясский мирный договор с турками обеспечил безопасность южных рубежей Российской империи и дал возможность освободить ресурсы для решения обострившейся польской проблемы. Еще осенью 1791 г. под покровительством России началось создание Тарговицкой конфедерации из числа недовольных магнатов, которые обвинили Станислава-Августа в узурпации власти, заявили об отмене конституции 1791 г. и просили Россию выслать на подмогу войска. Силы сторонников конституции в Польше и Литве были слишком слабы, чтобы противостоять русской армии и отрядам конфедератов. В апреле 1792 г. российские войска получили приказ Екатерины войти в Польшу. Силы Тарговицкой конфедерации при поддержке России заняли Варшаву, конституция была отменена, «патриоты» отправлены в отставку со всех официальных должностей.

Отношения между Францией и официальными властями Речи Посполитой были прерваны в октябре 1792 г. Напротив, контакты польских оппозиционеров-эмигрантов с революционными властями Франции вышли на новый уровень. Французский министр Лебрен не отказывал им в помощи окончательно, но настаивал на том, чтобы действия партии польских «патриотов» вписывались во внешнеполитические планы Франции, а Польша после восстановления в прежних границах была вновь включена в систему возрожденного «восточного барьера» наряду со Швецией и Турцией.