Человек, которого я убил - Надежда и Николай Зорины

– Погибнуть тогда мог и ты, или вы вместе, – сердито проговорила Полина. – Все это какие-то глупые фантазии. Тебя накрутили, а ты и поверил.

– Но пророчество действительно сбывалось. Мой отец…

– Врач допустил ошибку, врач, а не ты.

– Но к этому врачу записал папу я. Если бы он обратился в районную поликлинику…

– Он обращался, диагноз и там поставить ему не смогли. Ты не виноват в ошибках других. И никто не виноват в болезнях и несчастных случаях, которые происходят с людьми.

– Конечно, не виноват! – усмехнулся я. – Не виноват до тех пор, пока это не входит в систему. А это была именно система: стоило мне соприкоснуться с кем-нибудь из них, как тут же что-нибудь случалось. Операция прошла успешно, и я успокоился, отец быстро стал поправляться. И поправился бы, если бы я опять не вмешался, если бы не считал его на тот момент самым близким мне человеком. Но я постоянно был рядом, покупал лекарства, нанял сиделку с высшим медицинским образованием, не усвоив урок. И через три месяца папе опять стало хуже, а потом… Когда его увезли в больницу с новым приступом, я понял, что нужно делать. Устраниться, раз и навсегда. И знаешь, как только я принял такое решение, все стало удивительно легко складываться. В доме, который я купил, но так и не устроил новоселье, нашелся пистолет и патроны. Это был знак.

– Знак? Да тебе пистолет просто подбросили. Неужели ты не понимаешь?

– Зачем? – Я устало посмотрел на Полину: наивная милая девочка, она так хочет мне помочь, но не понимает самых простых вещей. – Я тщательно подготовился…

– Назначил время и место, – плаксивым тоном закончила за меня Полина, передразнивая мои воспоминания.

– Ну да, все так и было, – серьезно согласился я с ней, словно не замечая иронии. – Этот дом, мой дом, как нельзя лучше подходил для этой цели – полная уединенность, отдаленность от всех и вся. Был вечер, солнце заходило за склон на том берегу озера, закат был просто необыкновенно красив.

– Один из тех, которые так любила рисовать Катя?

– О ней я тогда не думал. Я вообще редко ее вспоминал. Почти никогда. Это потом… Ты напомнила. Свет я включать не стал, а может, просто не успел – сначала было светло, но я все тянул и тянул, не знаю почему. Мне не было страшно, но я словно чего-то ждал. Заряженный пистолет лежал на столе, под рукой. И тут мне показалось, что в комнате находится другой человек. Сидит в темном углу в кресле и следит за каждым моим движением. Я понимал, что этого быть не может, – дверь закрыта, никто не знает, что я здесь, – но все-таки стало жутко. Этот человек хотел, чтобы я застрелился. Он словно для того и находился здесь, чтобы проследить за моей казнью. Я стал уговаривать себя не бояться, убеждать, что никого там нет, я один. Но продолжал краем глаза следить за ним. Вот он вздохнул – я явственно услышал человеческий вздох! – вот шевельнулся… Комната была залита красным от закатного света. Я опять стал уговаривать себя не смотреть в тот темно-красный угол, только в окно. Но взгляд мой постоянно соскальзывал. Человек, сидящий в кресле, притягивал меня. Притягивал и пугал. И тогда я наконец совсем по-другому посмотрел на то, что собираюсь сделать, каким-то чужим взглядом, и испугался. Я испугался тогда застрелиться, понимаешь? Испугался, просто-напросто струсил. От страха и пошли все эти бредовые видения. И, если честно, не знаю, смог ли бы тогда довести все до конца или нет.

Я стоял и смотрел в окно, приказав себе ни в коем случае больше не отрываться от заката, довести до конца то, что задумал, то, что сделать было необходимо, а уйти просто подло. Стоял и смотрел… И тут зазвонил телефон. Я резко обернулся – и снова уткнулся в закат, повторение нереальной реальности. Это было всего лишь зеркало. То самое. Закат отражался в нем. От моего резкого движения на пол упал пистолет, он так и остался там лежать, пока, через месяц, его не нашел Сашка. Я поднял трубку. Не знаю, не могу объяснить, зачем перенес перед этим, первым, самоубийством телефон в мансарду – неужели надеялся на такой вот звонок? Звонила мама. Из больницы. Кризис у отца миновал, никакой опасности больше не было.

Добрые ласковые руки свели меня с эшафота и посадили за руль машины. Я гнал как сумасшедший, мне нужно было поскорее добраться до больницы и увидеть папу. Да, я ошибся, когда говорил, что день предсказания был последним счастливым. Были, были еще счастливые дни. Вот только счастье мое каждый раз оборачивалось новой бедой. Вот и тут. Я был в какой-то эйфории счастья и радости, когда услышал этот страшный грохот и крик. Сначала услышал – мой транс удачи не сразу отпустил меня, – только потом увидел и понял, что произошло. Мне не пришло в голову запомнить номер машины, которая тебя сбила, преследовать убийцу. Да я и не думал тогда, что он убийца, что наехал на тебя умышленно… Не могу передать, какой ужас пережил тогда. Все повторялось. И эта авария, виновником которой я не был, тоже вошла в круг повторений. Я просто обезумел от ужаса и отчаяния, бросился к тебе… Асфальт был усыпан осколками разбившегося стекла, асфальт был окрашен закатом. Я не виноват был в том, что произошло, но мне казалось, что, если бы не поехал по этой дороге, если бы вообще никуда не поехал, а закончил то, что был должен, ты не пострадала бы.

Скорая долго не приезжала, а я даже не знал, жива ты или нет. От волнения никак не мог нащупать пульс, понять, дышишь ли. Все это было ужасно!

А когда тебя привезли в ту же больницу, в которой лежал мой отец, в которую я так торопился, понял, что должен немедленно уйти и не приближаться к тебе. Потому я ни разу тебя не навестил и даже не знал, выжила ты или нет.

А потом судьба опять ввела меня в заблуждение, дав короткую передышку. Отец поправлялся, с Таней отношения, которые стали несколько напряженными в последнее время, наладились. Я… я решил, что все плохое прошло навсегда, и впал в новую эйфорию. Я очень устал, я… больше не мог каждую минуту умирать от страха за своих близких. И клюнул на этот обман, позволил себя ввести в заблуждение.

В пятницу вечером, чуть не через полгода после той, другой пятницы, когда явилась предсказательница, мы втроем приехали в Озерный, чтобы отпраздновать новоселье. Папа еще не так хорошо себя чувствовал, чтобы участвовать в праздниках, мама осталась с ним, поэтому и компания наша получилась такой небольшой. Никаких дурных предчувствий у меня в этот день не было, я просто отдался той атмосфере радости, которая возникла с самого начала нашей поездки. И опять-таки – если бы мы так не веселились, ничего бы, скорее всего, и не случилось. Сашка не затеял бы эту шутку с пистолетом. Мы бы просто уселись за стол, отпраздновали событие, и все. А тут… Слишком уж мы все разошлись, никак не могли остановиться.

В ту комнату в мансарде я ни разу не заходил с момента неудавшейся попытки самоубийства. Пистолет так и лежал под столом. Там его Саша и обнаружил и решил нас разыграть. Откуда ему было знать, что пистолет настоящий, да еще и заряженный? Оружие он видел только по телевизору. А этот к тому же был необычный, старинный. Да и мог ли настоящий пистолет вот так валяться под столом? Он его поднял и спустился к нам.