Дети Эдема - Джоуи Грасеффа

Я жду извинений, но он, невозмутимо глядя на меня, отвечает лишь:

– Подполье больше одного человека, оно важнее, чем беды чьей-то одной ночи. Тебя мы почти не знаем, во всяком случае, гораздо меньше, чем других второрожденных. Про большинство из них мы узнаем, когда они еще совсем дети, даже младенцы, а то и до рождения. Наши исследовательские методы отличаются немалой тонкостью – во всяком случае, сравнительно с теми, что на вооружении у Центра. Но тебя мы упустили полностью, нашли чисто случайно, просто повезло. Большинство второрожденных появились здесь так давно, что фактически стали членами семьи. Они – люди верные. А ты…

– Мы не знаем, кому верна ты, – вставляет Флинт.

– Я всю жизнь провела в заточении из-за политики Центра! – вскипаю я. – Надо мной постоянно висела угроза тюрьмы или смерти. Власти убили мою мать! И после всего этого вы еще можете сомневаться в моей верности?

– Человек всегда загадка – даже для самого себя, – говорит Флинт. – Никогда нельзя быть уверенным, как поведешь себя в экстремальной ситуации, пока не попадешь в нее. Но на данный момент я готов принять тебя в Подполье. Отныне ты одна из нас… сестра.

Он протягивает мне руку. Я молча гляжу на него. Я понимаю, почему он повел себя так, как повел. Теоретически понимаю. Но то, что он так обошелся именно со мной, меняет дело. Между рациональной потребностью и реальным добропорядочным поведением – громадная разница. Логике не всегда дано торжествовать.

Тем не менее, рука моя сама собою тянется к его руке и крепко ее пожимает. Я чувствую, как что-то во мне переворачивается. Флинт – прирожденный лидер, это ясно. Достаточно раз посмотреть на него, и сразу становится видно, что он все держит в руках. От него исходит уверенность, я чувствую, что могу на него положиться. Сестра… Я больше не одинока.

Но когда следом за Флинтом мне протягивает руку Лэчлэн, я лишь бросаю на него холодный взгляд и демонстративно отворачиваюсь. Мы поверили друг другу свои секреты. Рассказали, как нам обоим жилось. И он не должен был допустить того, что произошло. Почему так поступил Флинт, я понимаю и прощаю его, а вот Лэчлэна почему-то простить не могу. Быть может, это и не совсем правильно, но уж как есть.

– Пошли. – Флинт легко касается моего плеча. – Представлю тебя Подполью.

Мы выходим из пыточной камеры – сейчас это просто комната – и вступаем в… не подберу нужных слов, ничего подобного я вообразить не могла.

Я – внутри какого-то драгоценного камня, многогранного, переливающегося разными цветами.

– А мы… мы все еще под Эдемом? – Я запинаюсь, не веря своим глазам.

Я оглядываю гигантскую, чуть не в полмили шириной, кристаллическую пещеру. Сверху и почти целиком по бокам она состоит из светлых, прозрачных выпуклых камней, похожих на цветной лед. Переливающиеся разными оттенками бледно-бледно-розового, аметистового, дымчато-серебристого, голубого, как морская волна, и совершенно прозрачные, как алмаз, они обступают меня со всех сторон, поглощая тусклый искусственный свет, и все это так прекрасно, что поначалу от меня ускользает еще одна, даже более удивительная вещь. В самом центре мерцающей кристаллической пещеры почти к самому потолку поднимается, раскидав вокруг себя более чем на сто футов пышную крону, дерево.

Дерево. Живое дерево.

Ствол мощный, двадцати, а то и тридцати футов в обхвате, шершавый, сучковатый. От основания ствола в разные стороны разбегаются по поверхности, чтобы затем уйти под землю, корни. Под землю? Неужели тут есть почва? Не может быть! Но пол пещеры выглядит как лесной покров, покрытый палой желтой листвой.

Мой взгляд снова падает на дерево, и впервые в жизни я делаю то, что делают в церкви. Стиснутая в кулак ладонь поднимается от живота к лицу и пальцы расходятся в разные стороны, как распускаются побеги идущего в рост дерева. Я испытываю священный ужас, хочется опуститься на колени, спрятать лицо в присутствии такой ослепительной красоты, такого совершенства, как это дерево.

А выше, над живым зеленым балдахином, занимается заря, кристаллы начинают светиться и танцевать, я молча глотаю катящиеся из глаз слезы.

– Невозможно, чтобы это было взаправду, – шепчу я. Но тут в ноздри мне ударяет острый запах пота, смешанный с чем-то влажным и сладковатым. Листья. И земля. Ничего подобного я раньше не ощущала – да и никто на протяжении многих поколений не ощущал, – и все же какая-то часть меня мгновенно угадывает эти запахи. Эта часть растворена в крови, а кровь – память о природе, и она торжествует.

По мере того как солнце медленно поднимается над невидимым горизонтом, небо из серого превращается в перламутровое, и мир омывается мягким утренним светом. Это, наверное, мираж, какая-то особая технология. Мы находимся глубоко под землей, вокруг нас – сплошной камень. И именно он каким-то образом создает безупречную иллюзию рассвета. И все же это не просто цвет или свет. Я ощущаю кожей слабое тепло, исходящее оттуда, где встает солнце. Кристаллы наверху и по бокам излучают яркий свет.

– Дерево настоящее, – доносится до меня голос стоящего рядом Лэчлэна. Я настолько потрясена, что даже не думаю отстраниться. – И земля тоже.

– Да… но деревьев больше нет. – Так нас учили. Мир мертв, почва заражена, все живое исчезло, за вычетом нескольких островков особо устойчивого лишайника, одноклеточных организмов и… некоторого количества людей.

– Выходит, есть, – говорит Лэчлэн.

– Но… как?

– Аарон Аль-Баз, конечно, – негромко, с благоговением в голосе говорит Флинт. – Тот, кто нас спас. Тот, кто спасет весь мир. Он создал совершенный Эдем, но люди его испортили. Мы хотим вернуть Эдем в то райское состояние, каким он его себе представлял.

– И что же здесь такое?

– Эдем-дублер, – поясняет Флинт. – Это место, где могли бы обитать люди в том случае, если бы Эдем не был подготовлен в срок, или почвы оказались зараженными сильнее, чем прогнозировалось. Подполье. Он держал это надежно безопасное место в тайне на тот случай, если людям снова удастся привести в негодность земную твердь. Это автономное и самовоспроизводящееся, компьютеризированное и совершенно не зависящее от Экопана пространство.

Поразительно, думаю я. Ведь нас учили, что Экопан держит под контролем каждый компьютер, каждое электронное устройство на планете.

– При этом, – продолжает Флинт, – он понимал, что человек не может жить в полном отрыве от природы, потому и сохранил, что было совсем нелегко, это дерево. Почва здесь органическая, земная, чистая, плодородная, без примесей, какой она была во времена, предшествовавшие Гибели. Корни уходят на глубину до пятидесяти футов. Помещенные внутрь кристаллов панели воспроизводят солнечный свет. Дереву кажется, что оно по-прежнему растет на поверхности Земли. Оно получает солнечный свет, воду, питательные вещества, оно знает, что такое смена времен года. И оно обеспечивает нас практически всем объемом кислорода, потребным для сохранения жизни в этом полностью замкнутом пространстве.