Дети Эдема - Джоуи Грасеффа

– Как же нужно было любить всех нас, Рауэн, чтобы сделать такой подарок, – говорит Лэчлэн. Мне не хочется смотреть на него. – Любить людей настолько, чтобы спасти их от самих себя.

– Ладно, меня дела ждут, – обрывает его Флинт. – Помоги ей тут осмотреться, Лэчлэн.

Я пытаюсь возражать, но Флинт поворачивается на пятках и уходит.

Лэчлэн тянется ко мне, но я стряхиваю его руку еще до того, как он успевает ко мне прикоснуться. Всякий раз, как я смотрю на него, возникает ощущение, будто на голову мне снова накинули мокрый мешок, и я начинаю задыхаться. Он отступает на шаг и, указывая дорогу, кивком приглашает пройти. Мне же хочется остаться, смотреть и смотреть на дерево.

– Я знаю, ты хочешь прикоснуться к нему, – говорит он.

От такого приглашения отказаться невозможно. Я бросаюсь вперед, и это единственный способ скрыть радость.

Стены здесь высокие, опоясанные на разных уровнях галереями. Повсюду внутри – комнаты-пещеры. Допросная, где я только что была, расположена четырьмя этажами выше, там, где стена загибается, окружая зал, похожий на зев пещеры. Я лечу вниз по лестнице, врезанной в камень, ловя удивленные взгляды поднимающихся навстречу людей. Ладно, к ним я еще успею присмотреться. Всего несколько дней назад люди, просто люди, были мне в диковинку. Но дерево! На какой-то миг все остальное просто перестает существовать.

Я мчусь по гладкому каменному полу и вдруг ощущаю, что под ногами у меня – земля! Я резко останавливаюсь и смотрю вниз. Сзади подходит Лэчлэн.

– Сними туфли, – командует он. Я повинуюсь и, прикасаясь голыми подошвами к подлинной, настоящей утоптанной земле, смеюсь от радости. Я трогаю ее ладонями; опускаюсь на колени. Жарко целую ее. Должно быть, выгляжу я совершенно безумной, губы мои в грязи, но мне совершенно все равно. Ведь о подобном я и мечтать не могла. Все в Эдеме, поколение за поколением, должны претерпеть опыт искусственной жизни, дабы в один прекрасный день наши наследники познали счастье жизни подлинной.

Все еще улыбаясь, я ловлю взгляд Лэчлэна… и вспоминаю пережитые мучения. Улыбка сползает с лица, я отворачиваюсь.

Передо мной светится дерево – настоящий исполин, приближаясь к которому я все больше и больше ощущаю себя карликом. Я отрываю от подошвы прилипший лист и бережно растираю его пальцами: возникает острый, бодрящий запах, растворяющийся в воздухе и позволяющий почувствовать себя такой свободной, такой живой!

А потом я прикасаюсь к дереву, сначала осторожно, как к какой-то вновь обретенной святыне, затем прижимаюсь щекой к шершавой душистой коре, обнимаю его. Слезы падают на кору, впитываются в нее и исчезают.

Обхватив раскинутыми руками могучий ствол, прижимаясь к нему подбородком, я всматриваюсь в темно-зеленый лиственный балдахин с его мириадами мерцающих огоньков. В какой-то момент с тонкой ветки слетает и медленно скользит вниз, изящно покачиваясь в воздухе, желтый лист. Можно мне взять его себе? Один-единственный листок мне дороже алмаза. И пусть меня даже повесят за это – я незаметно сую его под рубашку и прижимаю к сердцу. Это дар, преподнесенный мне деревом.

– Стой! Смотри-ка! – раздается позади меня чей-то голос, и я мгновенно оборачиваюсь, готовая к появлению зеленорубашечников, к любой другой опасности.

Любой, кроме атаки со стороны оравы крошечных человечков в перепачканной одежде.

Детей я не видела с однолетнего возраста, да и то – одного только Эша. Странное ощущение испытываешь при виде стайки визжащих, хохочущих маленьких человеческих существ, и, не имея ни малейшего представления о том, что у них может быть на уме, ничего не зная про особенности детского поведения, я инстинктивно настораживаюсь.

Но не я их интересую. Все как один, они облепляют Лэчлэна, жмутся к его ногам, вопят от радости, прикидываются воинами, готовыми напасть. А крупный, сильный мужчина, тот самый, что позволил мучить меня, оказывается на земле посреди кучи ребятишек, смеется, щекочет, разрешает им ерошить ему волосы, взбираться на него…

Кто же из них настоящий Лэчлэн? Тот, кто считал, что я должна была подвергнуться пытке? Или тот, кто вот сейчас, в этот момент, позволяет четырехлетней девочке с косичками дергать себя за волосы?

Он посылает мне беглую, едва ли не извиняющуюся улыбку как раз перед тем как какой-то малыш шлепается ему животом прямо на голову.

– Лэч! – раздается общий клич. – Ты вернулся! Мы скучали по тебе, Лэч! Что ты принес нам? С кем-нибудь дрался? Лэч, расскажи нам какую-нибудь историю про то, что там, наверху, делается!

– Ладно, ребята, довольно, – говорит пухлая, но крепкая женщина, по виду – настоящая мамаша, возникая вдруг подле этой кучи-малы. – Дайте Лэчлэну вздохнуть свободно.

Девчушка с косичками смотрит на женщину огромными невинными глазами и настойчиво повторяет:

– Но ведь он же наш любимый дядя!

Женщина кивает.

– Это я уже слышала, и не раз. – Она лукаво смотрит на поднимающегося и отряхивающего грязь с костюма Лэчлэна.

И тут, видя, с какой любовью дети смотрят на него, я понимаю, почему он это сделал. Эти малыши-второрожденные и есть причина, оправдывающая, с его точки зрения, пытку девушки, только что потерявшей мать и сделавшейся жертвой преследований на улицах города. Их следует уберечь, чего бы это ни стоило. Интересно, я бы, окажись на его месте, была бы способна на такое? Не знаю… Но, поняв, почему он так поступил, чувствую, что не могу больше злиться на него.

Женщина протягивает мне руку.

– Меня зовут Айрис, я домоправительница Подполья. Добро пожаловать. – Я представляюсь, она приглашает заходить, если возникнет нужда в одежде или каких-нибудь предметах личного туалета. – Разбойник вроде нашего Лэчлэна даже не подумает о таких благах земных, как лосьон, пилка для ногтей или что-нибудь еще в том же роде. Может, живем мы здесь, внизу, несколько примитивно, но мне хотелось бы думать, что лучших правил цивилизации держимся.

Она дружески треплет меня по плечу и уводит детей. Те вежливо здороваются на ходу, и я чувствую, что мне здесь рады. Рады все, кроме девочки с косичками. Она приветствует меня весьма холодно и говорит:

– Да, ты можешь любить Лэча, но только немного. Он говорит, что это я – его любимая девочка. Не забывай про это! – Она грозит мне пальцем и убегает. Пока она не скрылась из виду, мне удается сохранять серьезное выражение.

– Я провожу тебя в твою комнату, – говорит Лэчлэн. – Не сомневаюсь, что тебе не терпится принять душ и переодеться. Есть во что? – Он кивает на мой рюкзак.

Я и сама не знаю. Не было времени заглянуть.

– Посмотрю, что удастся раздобыть твоего размера.

– Спасибо… Лэч, – отвечаю я. Он широко улыбается и ведет меня в мое новое жилище.

Я остаюсь одна, и постель выглядит так соблазнительно, что хочется рухнуть на нее, свернуться калачиком под хрустящими, только что постеленными зелеными простынями и заснуть на годы. Но на мне столько грязи, что сама мысль осквернить эти простыни кажется невыносимой, и я иду в маленькую душевую кабинку, становлюсь под холодную струю и жду, пока с меня более или менее сойдет грязь.