Танец тюльпанов - Ибон Мартин

— Bos días[14].

Приветствие раздалось сзади. Сестеро обернулась и увидела Пилар Отеро. Она с трудом узнала ее. Куда подевались слезящиеся глаза и это грустное лицо с кладбища? Сестра покойной стала просто другой женщиной. Макияж творит чудеса.

— Спасибо, что пришли, — сказала Сестеро, пожимая ей руку.

— Спасибо вам. Лейтенант знает, что вы здесь?

Сестеро прикусила пирсинг. Неправильный ответ может испортить всю встречу, но ложь — не лучший способ начать ее. Журчание фонтана заполняло повисшую тишину. Она не в состоянии привести убедительные аргументы. Ей срочно нужен кофеин, иначе ее разум не готов к допросам.

— Могу я угостить вас кофе? — спросила она.

Пилар Отеро посмотрела на наручные часы.

— У меня осталась четверть часа. Потом мне нужно открыть магазин. И давай перейдем на «ты», пожалуйста. Иначе я чувствую себя старухой.

Сестеро шла вслед за ней по улице Хельмирес. Каждая секунда, которая проходит без упоминания Помбо, — уже победа. И немало мгновений прошло в тишине, пока они шли мимо зевающих прохожих и камней, наполненных историей.

— Расскажи мне все, что помнишь о вашей жизни в Стране Басков, — попросила Сестеро.

— Значит, ты не считаешь, что моя сестра стала случайной жертвой? — уточнила Пилар. Ее певучая интонация прекрасно гармонировала с меланхоличностью улиц. — Мне хотелось бы верить, что лейтенант прав и что этот проклятый яд предназначался не конкретно Исабель, а любому участнику шествия. Жаль, что я больше в это не верю. Мне нужны ответы.

Перед пекарней начали разгружать фургон. Запах свежеиспеченного хлеба проник в утреннюю прохладу, и у Сестеро заурчало в желудке. Но сначала нужно выпить кофе.

— Это здесь. Не возражаешь, если мы возьмем навынос? Так я не опоздаю, — сказала Пилар.

Сестеро пожала плечами. Главное, чтобы в нем был кофеин, все остальное — неважно.

— Мне двойной эспрессо, — попросила она.

— А тебе с молоком, Пилар? — спросила продавщица.

— Да, Муксия. И помягче. Как твой Мануэль, поправляется?

Продавщица поморщилась.

— Лучше, но он этого не заслуживает. Разве с такой простудой можно курить? Я устала беспокоиться о нем, он-то о себе вообще не заботится.

От кофе на прилавке поднимался пар. Женщины быстро попрощались и вышли на улицу. Сестеро почувствовала себя лучше. Она едва сделала пару глотков из бумажного стаканчика, но резкий вкус уже пробудил вкусовые рецепторы и постепенно начал разливаться по всему телу.

— Мне этого не хватало. Спасибо, что зашли. Теперь мозг начинает работать. Начнем?

Пилар кивнула. Ее лицо, раньше казавшееся слегка оранжевым, стало мертвенно-бледным. Уличные фонари погасли, и вместе с их светом с улиц исчезли яркие краски.

— Что именно тебя интересует? Я не так уж много помню. Это было давно, и я была еще маленькой, когда мы уехали из Дуранго.

— Понимаю, но я уверена, что ты сможешь мне помочь. Вот увидишь. — Допив кофе одним глотком, Сестеро взяла в руки блокнот и ручку. — Что ты помнишь о смерти отца? Было ли какое-нибудь расследование случившегося?

— Нет. А если и было, то мама нам ничего не сказала. Это был несчастный случай. Рука попала под станок, и… — женщина поджала губы. — В общем, приятного было мало. Другие рабочие пытались его вытащить, но было уже поздно.

— Ты говорила, что компания выплатила компенсацию и устроила твою сестру на работу.

— Все верно. Она начала работать вскоре после смерти отца. Трудилась в конторе. Тогда женщины не делали ничего другого на подобных фабриках. Не знаю, нравилась ли ей работа. Вряд ли, потому что она никогда не говорила об этом. А потом она отправилась в монастырь. Значит, работа ей не нравилась… — Пилар поприветствовала мужчину с собакой, которая обнюхивала каждый угол. Чуть поодаль священник в рясе до пят открывал дверь церкви Святого Биейто. — Просто случившееся с папой стало тяжелым ударом.

Сестеро записывала каждое слово. Позже у нее будет время спокойно все проанализировать. Сейчас время для вопросов. И у нее сложилось впечатление, что одна тема заслуживает тщательного изучения.

— Что за монастырь? Она хотела стать монахиней?

— Не особенно. Она на некоторое время уехала волонтером в Лурд[15], помогала паломникам. Туда приезжает много стариков, это не похоже на путь святого Иакова[16]. Только старики и калеки ездят в Лурд.

— И что она рассказывала об этом времени?

Пилар покачала головой.

— Она не любила говорить об этом.

— Как так? Ни о фабрике, ни о Лурде?

Пилар не обратила внимания на это замечание.

— Она провела несколько месяцев с монахинями. Это монастырь в Гернике организовал пребывание во Франции. Я подумала, что моя сестра в конце концов станет монахиней. До сих пор помню, как обрадовалась, когда она вернулась.

— Ты помнишь название монастыря?

— Точно нет. Не уверена, что вообще когда-либо его знала. Это был орден затворниц, вот и все, что я помню.

— А что насчет работы на фабрике? Она туда вернулась?

— Нет, думаю, что она даже не пыталась. Ее отъезд был очень поспешным. Мне ничего не объясняли, я была соплячкой, но наверняка что-то случилось. Несчастная любовь, проблема на фабрике… — Пилар задумалась и замолчала. Покружив в небе, голубь уселся на карниз соседнего дома. — Все произошло за одну ночь. Однажды она вернулась с фабрики, они с мамой закрылись в комнате, а на следующий день уехали в Лурд. Помню, как тихо было в тот день за ужином и что у обеих были красные глаза.

Ручка Сестеро порхала по бумаге.

— У тебя есть догадки, что могло случиться?

— Нет, но я уверена, что это стало причиной отъезда Исабель в Лурд.

В голове у Сестеро сразу возникло несколько версий. Наиболее правдоподобной казалась та, где Исабель Отеро выступала жертвой домогательств, возможно, со стороны кого-то из руководства. В то время, когда права женщин были далекой утопией, решение уехать с монахинями могло быть совершенно нормальным.

— Ты никогда не говорила об этом с Исабель? Даже годы спустя? — Сестеро очень удивляло отсутствие диалога между сестрами. Хотя они с Андони тоже мало общаются, ей всегда хотелось верить, что будь у нее сестра, все было бы по-другому.