Репортаж из морга - Мишель Сапане

Жандармы приступили к работе очень быстро. Отследив сексуальных партнеров погибшего в интернете и социальных сетях, они опознали последнего гостя летнего домика, нашли его и допросили у него дома. На этом этапе расследования и речи не шло о заключении его под стражу. «У нас есть к вам несколько вопросов относительно М. Он скончался. Вы не знаете, у него не было проблем со здоровьем?»

Потрясенный этой новостью, ночной гость оказал следствию содействие. Все началось в роскошном баре, где они встретились и обильно выпили. Из бара они поехали к покойному (собираясь заняться сексом, естественно) в летний домик, где добавили еще (алкоголя). С учетом интересов и пристрастий обоих, они начали с взаимной фелляции, чтобы достичь эрекции. Затем хозяин домика лег на живот, подставив зад.

Партнер мог только смутно вспомнить несколько фраз погибшего: «Ты когда-нибудь спал с мертвецом? Трахни меня, я притворюсь мертвым».

Желание исполнено, пусть и немного жутковатым образом. Если только не имел место другой сценарий: действительно ли он умер от удовольствия? Потому что между игрой в подчинение, садомазохизмом и жестоким насилием тонкая грань, и иногда все оборачивается плохо.

Здесь вступаю я: моя роль – проверить, действительно ли смерть наступила естественным путем, или имело место насилие. А если это смерть от естественных причин, то от каких? И уже встает другой вопрос: когда он умер? До, во время или после? Потому что существенно набравшийся активный партнер мог и не понять, что с хозяином домика что-то не в порядке. В конце концов, может оказаться, что, узнав о желаниях любителя наслаждений, гость добросовестно трудился уже над… мертвецом.

Во всяком случае, сам гость был уверен, что хозяин домика уснул в самом разгаре веселья. Рассказав нам все, что мог, он отходит на задний план.

У следователей нет особых сомнений по этому делу. Однако из-за природной подозрительности, свойственной жандармам и судебно-медицинским экспертам, пассивный партнер попал на мой секционный стол, в центр внимания, где, возможно, осуществится его самая большая фантазия – проникновение рукой! В каком-то смысле именно это и происходит во время вскрытия.

К тому времени, когда он попадает ко мне на стол, останки уже прошли обязательный теперь этап сканирования. Я могу просмотреть снимки с помощью нескольких щелчков мышью в PACS[48], компьютерной системе, которая дает нам прямой доступ к радиологическим изображениям с любого компьютера в отделении.

Я изучаю его тело с головы до ног в поисках переломов, глубоких кровоизлияний и любых предметов, которых в теле быть не должно. На фотографиях владельца домика нет ничего необычного, кроме несколько застойных легких.

Затем я перехожу к наружному осмотру.

С учетом того, чем мужчина занимался в момент смерти, он полностью обнажен. Это избавляет меня от необходимости раздевать его, что часто бывает утомительно, когда на теле много слоев одежды (особенно зимой у бездомных). Со временем я усовершенствовал свою технику: вместо классических ножниц, которые сотрудники скорой используют при неотложных вмешательствах, я пользуюсь большим 20-сантиметровым одноразовым лезвием, которым традиционно работают мои коллеги-патологоанатомы (те, кто изучает органы под микроскопом). С помощью этого мощного инструмента я могу одним движением разрезать несколько слоев сразу, в том числе толстые стеганые куртки. Ничто не может противостоять этому лезвию, даже кожаные ремни. Только так можно снять куртку, брюки, свитер, нижнее белье, не крутя тело во все стороны с риском потерять улики[50]. Эту одежду потом тщательно осматривают на предмет дырок от снарядов, разрезов или разрывов, а затем опечатывают как вещественное доказательство.

Но сегодня одежды нет. Можно начинать внешний осмотр погибшего – перечисление всех возможных сведений. Иногда это бывает длинный инвентарный список в стиле Жака Превера: ссадины на коже, синяки, гематомы, открытые или ушибленные раны, признаки соматической патологии, состояние в целом, татуировки, пирсинг, а также отсутствие отклонений – потому что это тоже важная информация.

Лично я не использую диктофон и не делаю заметок. Я полагаюсь на свою память и на средство, позволяющее освежить ее в любой момент, – цифровой фотоаппарат.

Действительно, появление цифровых технологий коренным образом изменило нашу работу: раньше, в эпоху пленки, фотографировали только повреждения и отклонения. Приходилось экономить по соображениям цены. Кассеты с пленкой на 36 кадров хватало для простого криминального вскрытия, для сложных случаев иногда брали вторую. Еще нужно было обязательно предупреждать о содержимом пленки того, кто занимался проявкой и печатью, чтобы случайно не нанести никому психологическую травму. Мы стали беспокоиться о том, чтобы наша пленка не попала не в те руки после одного случая.

Вначале, когда цифровые технологии только появились, я был разочарован, потому что разрешение было еще плохим. Например, нельзя было, увеличив изображение разлагающейся головы, различить зубы личинок (было бы видно только белые пиксели). Но со временем качество значительно улучшилось, и теперь мы можем печатать столько снимков, сколько захочется.

Что касается нашего парня, глубоко проникнутого важностью своего партнера, никаких подозрительных следов на нем нет, даже по краю анального отверстия. Я делаю фотографии жертвы со всех сторон: все тело сзади, спереди, туловище в три четверти справа и слева. Также снимаю лицо (анфас и в три четверти), и фото ануса. Если бы были какие-то аномалии, их я тоже сфотографировал бы крупным планом рядом с масштабной линейкой. Но сегодня нет ни гематом, ни экхимозов[51], ни царапин, ни язв. Ничего.

Нет, все-таки есть! Ногти и уши цианозные, темно-серого цвета из-за повышенного уровня углекислого газа в крови, лицо синюшное, а когда я переворачиваю тело на живот, изо рта и ноздрей вытекает прозрачная жидкость.