Сказание о Луноходе - Александр Струев

– Технологии технологиями! – потянулся Доктор, – но вещь-то новодельная будет, сразу в глаза бросится, что подделка. А пакистанец, сам знаешь, какой капризный, ему старину подавай!

– Старину! – хмыкнул Фадеев. – Зароем это серебряное корыто в землю. Месяцок-другой оно под дождиком полежит, в сырой землице потомится, а лучше на то место еще и нассать, чтобы как следует серебришко пробрало. Отлежится, соками родимыми пропитается и превратится в самую что ни на есть старину, в твой любимый ХVIII век, и ни за что от оригинала не отличишь! Хоть куда ее показывай, ни один эксперт в подлинности не усомнится. Я уже таких опытов хер знает сколько переделал, не дурак же, понимаю, что ошибаться в таком деле нельзя. Главное, что по художественному исполнению охуительно получается. Мастера великие мои парни, это главное! Начеканим такого говна и по всему свету раздаривать будем, и экономия, и венценосным мудилам приятно. Завтра тебе в подарок что-нибудь принесу.

– Я что, тоже мудло?! – встрепенулся Доктор.

– Да это я так, к слову!

– Ладно, тащи! – разрешил он.

– А Хаз, по-моему, страшной болезнью болен, неизлечимой, – заговорщицки сказал Фадеев и опять подмигнул. – Только никто об этом, кроме нас с тобой, не догадывается.

– Может, и болен, – отставляя пустую чашечку, ответил Доктор. – С людьми болезни в самое неподходящее время случаются.

– Наставник Москвы, помнишь, какой здоровяк был, а не уберег Бог, окачурился! – вспомнил Редактор.

– Не уберег! – согласился Доктор и закурил.

Они с минуту молчали, глядя друг на друга.

– Слышал, что сынишка за хазовской балериной увивается? Проходу ей не дает?! – спросил Фадеев.

– Знаю! – кивнул Доктор и стряхнул в инкрустированную пепельницу пепел.

– С каждым разом все больше ей знаков внимания оказывает, – продолжал Фадеев. – Хаз пока не врубается, что происходит, музам шмотки раздаривает, радуется, мудозвон, а Нинка с наследником в лодке по озеру путешествует.

– Хаз от нее ни за что не откажется, – заметил Доктор. – Ни за какие коврижки! Двух головорезов к ней приставил, чтобы стерегли.

– Головорезов! – хмыкнул Фадеев. – Камеру надо было к жопе пристегнуть, а потом просмотреть. А он за деревьями леса не видит, этот Хазмаз!

– Мы Дорогого Сына никому обижать не позволим, – очень серьезно проговорил Доктор. – Никому!

Вожатый вызвал Пасохина. Время на часах было девять, ужин давно убрали, а архитектор все не шел.

– Где Пасохин?! – раздраженно спросил Вожатый в телефонную трубку. – Нашли? Ну?!

В трубку что-то обстоятельно отвечали.

– Понятно, понятно! – получив разъяснение, удовлетворился Вожатый.

За столом сиротливо стояла нетронутая тарелка архитектора.

– Вы его не беспокойте, пусть в себя приходит! Пускай отлежится как следует, если необходимо, пригласите врачей, – закончил Он и положил трубку.

– Что с ним, заболел? – участливо спросила Наталья Сергеевна, которая тоже с нетерпением ждала Пасохина.

– Напился в стельку, лыка не вяжет! У гениев такие срывы периодически случаются. Как гений, жди от него чудачеств – то напьется до невменяемости, то в окно от чужой жены выпрыгнет, ноги переломает, а то в дамской одежде на каблуках вышагивает: «Здравствуйте, я ваша тетя!» – и такие находятся! – со вздохом разъяснил Вожатый. – Пасохин тоже слабак оказался, мозговой нагрузки не выдерживает, в конце концов его на стакане клинит. Если начнет пить-гулять, за уши от бутылки не оттянешь. Потом неделю болеть будет, это известно! Ну да ладно, потерпим, правда, Наташенька? Пасохин-то у нас один, – миролюбиво закончил Вожатый.

– Он хороший! – ласково отозвалась Наталья Сергеевна. – Пирожные можно убирать, а фрукты пока оставьте! – подсказала она нерасторопному официанту.

Новая прислуга никак не могла освоиться в доме.

– Мне очень Пасохинские сады понравились, прямо изумили, – продолжала Наташа, – только он мог такое чудо выдумать!

Автобусы, тяжелые грузовики, трактора, бронемашины так засрали выбросами отработанных газов атмосферу, что в безветренные дни в Москве становилось трудно дышать. С каждым днем транспорта в городе делалось больше и больше. Вожатый велел на окнах городских домов вывешивать ящики с цветами: растения, хоть и маленькие, а кислород регулярно вырабатывали, но это не спасало, цветы вяли, рассада на клумбах чернела, слишком большое содержание СО и тяжелых металлов присутствовало в воздухе. Чтобы лучше организовать сообщение, интенсивно строились широченные транспортные артерии и грандиозные многоярусные развязки. Вырубая под корень лирические московские бульвары, уничтожая многовековые скверы и тенистые парки, неумолимо шагала всеразрушающая строительная техника: экскаваторы, грейдеры, катки, асфальтоукладчики. Собственно Пасохин и запроектировал основные столичные развязки и скоростные магистрали, обетонил и заасфальтировал тысячи тысяч квадратных километров, а сколько еще местных проездов понаделали? Когда архитектор впервые услышал, что он самый отчаянный вредитель и что это он всю живую природу в Москве погубил, искренне рассмеялся:

– Так сажайте больше деревьев, вот проблему нашли!

– Куда же мы их садить будем, когда везде асфальт и эстакады бетонные? На голову себе?!

Тут-то и придумал Пасохин подвесные сады над Москвой. Теперь над каждой дорогой деревья зеленели! На каждом уличном фонаре по штамбовому деревцу расцветало, над всяким дорожным знаком куст многолетний топорщился, над сложнейшими перекрестками и невероятными кольцеподобными площадями в шахматном порядке, чтобы солнце вглубь проникало, целые перелески на металлических конструкциях зашелестели. По удобным лесенкам поднимались туда горожане, прогуливались с детьми и сослуживцами, целовали ненаглядных возлюбленных. Среди деревьев отлично уместились детские площадки, крутились беззаботные качели с каруселями, рядом сколотили деревянные песочницы – куличи дошкольникам лепить, и живому уголку с пушистыми зверями, деткам на радость, место нашлось. Повсюду скамеечки для отдыха заботливо расставили – красота! А кислорода в городе столько стало – хоть обдышись! Особенно хорошо было весной, когда цвела сирень. Тимирязевцы ко Дню Великой Победы вывели особый вид плакучей сирени. Белые, сиреневые, фиолетовые и красные соцветия на одном растении завивали гирляндами края подвесных садов, кудрявились над Москвой и по-настоящему восхищали. А запах?! Нет ничего лучше запаха благоухающей в средней полосе России сирени. В кои-то веки на рассвете зазвенел в гуще подвесных садов-парков соловей, залился переливами! Появление в городе птиц не прошло незамеченным. По распоряжению Вожатого школьники смастерили и расставляли на подвесных скверах миллионы скворечников и дуплянок. Чуть солнце, со всех сторон наваливались птичьи распевки, щебетание, попискивание, тютюканье, трели задорные, мамочка дорогая, как хорошо!