Полночные узы - Лара Эдриан

— Она знала, что ты можешь лечить руками? — тихо спросилДанте, помогая Тесс справиться с волнением.

— Да, знала. Я лечила ее синяки и переломы. Она кричала иобвиняла меня в том, что у отчима случился сердечный приступ. Думаю, матьвинила меня во всех несчастьях своей жизни.

— Тесс, ты ни в чем не виновата. Ты же знаешь это.

— Да, сейчас я это знаю. Но в тот момент я была такнапугана. Я не хотела причинять ей боль и делать еще более несчастной. Онатребовала, и я спасла его. Я запустила его сердце и устранила блокаду. Онничего этого не знал, а мы ему не говорили. А через три дня я поняла, какуюошибку совершила.

Тесс закрыла глаза и перенеслась на девять лет назад.Собираясь заняться лепкой, она вошла в сарай в поисках стеки. Подставиластремянку к стеллажу надеясь разыскать инструмент на верхней полке, случайнозадела маленькую деревянную коробку и столкнула ее локтем на пол.

Из коробки высыпались фотографии, много фотографий. Снимкидетей разного возраста, разной степени оголенности, на многих были видны трогавшиеих в процессе съемки руки фотографа. Тесс сразу же узнала эти гадкие мясистыеруки.

Данте почувствовал, как она содрогнулась.

— Я была не единственной жертвой отчима. Я обнаружила, чтоон издевался над детьми на протяжении многих лет, возможно, десятилетий. Оноказался настоящим чудовищем, и я вернула его к жизни, чтобы он продолжалтворить свои грязные дела.

— Господи. — Данте, не выпуская Тесс из рук, слегкаотстранился и с сочувствием посмотрел ей в глаза. — Ты не должна винить себя заэто. Ты же не знала, Тесс.

— Раз я совершила ошибку, я должна была ее исправить, —сказала она.

Данте нахмурился, и Тесс сухо рассмеялась:

— Я должна была забрать у него то, что дала ему.

— Забрать?

Она кивнула:

— В ту же ночь я оставила дверь своей комнаты открытой. Яждала его, знала, что он придет, я сама попросила его об этом. И он, как толькомать уснула, прокрался ко мне в комнату. Я пригласила его лечь со мной.Господи, это было самой трудной частью моего плана — притвориться, что меня нетошнит от одного его вида. Он растянулся на постели рядом со мной, и япопросила его закрыть глаза, сказала, что хочу отблагодарить его за поцелуй вмой день рождения. Я велела ему не подглядывать, а он так вожделел меня, чтоохотно согласился.

Я уселась на него сверху и положила ладони ему на грудь. Всямоя ненависть сконцентрировалась на кончиках пальцев и, словно электрическийразряд, пронзила его. Он открыл глаза, в них застыли ужас и растерянность, онпонял, что я собираюсь с ним сделать. Но было уже слишком поздно. Его телосодрогнулось, и сердце мгновенно остановилось. Я продолжала держать ладони унего на груди и ощущала, как жизненные силы покидают его. Я ждала еще минутдвадцать, хотела убедиться, что все кончено.

Тесс не осознавала, что слезы текут по ее щекам, пока Дантене вытер их рукой. Она покачала головой, горло сдавило, и ей было трудноговорить.

— В ту же ночь я уехала из дома. Перебралась к друзьям вНовую Англию, жила у них, пока не окончила школу и не смогла начатьсамостоятельную жизнь.

— А твоя мать?

Тесс пожала плечами:

— Мы с ней больше не общались. Она не пыталась разыскатьменя, и честно говоря, я была этому рада. А несколько лет назад она умерла, какя понимаю, от цирроза печени. Все это время я хотела забыть ту ночь и то, что ясделала.

Данте снова прижал ее к себе, и Тесс не сопротивлялась,растворяясь в тепле, исходившем от его тела, освобождаясь от кошмара прошлого.Рассказать было непросто, но сейчас она чувствовала невероятное облегчение.

Господи, она так устала нести этот груз, прятаться и винитьсебя.

— Я пообещала себе никогда больше не пользоваться своимиспособностями. Это мое проклятие. Теперь ты меня понимаешь?

Тесс не сдерживала слез. В объятиях Данте она чувствоваласебя защищенной. Его тихие слова успокаивали ее.

— Ты не сделала ничего плохого, Тесс. Такие ублюдки недолжны жить на свете. Твоими руками вершилось правосудие, и ты не должна винитьсебя за это.

— Ты не считаешь меня чудовищем? Не думаешь, что я ничем нелучше его, если смогла так хладнокровно убить?

— Нет. — Данте взял ее за подбородок и посмотрел в лицо. —Тесс, я считаю тебя смелой. Ангелом мести.

— Я ненормальная.

— Нет, Тесс, неправда.— Данте наклонился и нежно поцеловалее. — Ты восхитительная.

— Я трусливая. Ты верно заметил, я всегда убегаю. Этоправда. Я так боялась и так долго убегала. Даже не знаю, смогу ли якогда-нибудь остановиться.

— Беги ко мне, — сказал Данте, не сводя с нее напряженноговзгляда. — Я знаю о страхе все. Он и меня мучит. Помнишь тот приступ, чтослучился со мной у тебя в клинике? Он не имеет никакого отношения к болезни.

— А что же тогда это было?

— Смерть, — холодно ответил Данте. — Сколько я себя помню,меня всегда преследовало это видение — последние минуты моей жизни. Я вижу иощущаю, как умираю, как будто это происходит на самом деле. Я переживаю своюсмерть, я знаю, как это произойдет. Это моя судьба.

— Судьба? Откуда ты можешь это знать?

Данте криво усмехнулся:

— Моя мать предвидела смерть моего отца и свою задолго дотого, как это случилось. Ее предсказания сбылись. Она знала, но ничего не моглаизменить. Всю жизнь я пытаюсь убежать от собственной смерти, и так будет досамого конца. Я отказываюсь от всего, что могло бы замедлить мой бег, заставитьменя по-настоящему захотеть жить. Я никогда не разрешал себе испытывать чувствак кому бы то ни было.

— Да, испытывать чувства опасно, — произнесла Тесс. Она невполне представляла, какую боль носил в себе Данте, но ощущала, что у них многообщего. Оба одиноки, оба привыкли плыть по течению. — Я не хочу привязываться ктебе, Данте.

— Господи, Тесс, я тоже не хочу привязываться к тебе.

Не отводя взгляда, он наклонился и поцеловал ее, нежно ипочтительно, словно благодарил за что-то. Данте разрушил стену, за которой онапряталась много лет, и вот теперь Тесс стояла перед ним совершенно беззащитная.Она ответила на поцелуй, мечтая о продолжении. Одиночество заморозило Тесс, итеперь ей требовалось все тепло, которое Данте мог дать.

— Отнеси меня в постель, — прошептала она, касаясь губамиего губ. — Пожалуйста, Данте...

Чейз возвращался домой через черный ход, не хотел, чтобы еговидели таким разъяренным и забрызганным кровью. Элиза была наверху. Он слышалее тихий голос, она о чем-то беседовала с Подругами по Крови в гостиной навтором этаже.