Гудериан - Кеннет Максей

Да и с какой стати было беспокоиться? Опять французы продемонстрировали недостаток решительности, а 10-я танковая дивизия немцев уже спешила занять свое место в голове наступающего клина. Она приближалась к Ретелю и была готова с ходу атаковать дивизию Де Голля во фланг. Кроме того, передовые немецкие части, находившиеся в глубине Франции, лучше снабжались горючим и боеприпасами, чем французские. Немцы устроили склады в тычу, в зонах материально-технического обслуживания, например в Ирсоне, и постоянно наращивали запас. Их система функционировала все лучше, проходя испытание практикой, а французская – разваливалась. Вечером 18 мая 1-я танковая дивизия приближалась к Перонну, почти не встречая на своем пути сопротивления. Ее солдаты с интересом всматривались в первых англичан, попавших к ним в плен. В то же время Гальдеру удалось, наконец, убедить Гитлера, что путь к побережью открыт. В результате ОКХ отвергла все возражения Рундштедта, и Клейсту разрешили предоставить Гудериану свободу действий. Парадоксально, но на последнего это подействовало как сигнал сбавить скорость, хотя это был не совсем его выбор. Танки нуждались в ремонте, 10-я танковая дивизия застряла у Гама. Возник кризис с горючим, поскольку поступило сообщение, что недавно созданная база в Ирсоне сгорела. Воздушная разведка обнаружила крупное французское танковое соединение – конечно же, 4-ю бронетанковую дивизию, – которое сосредоточивалось севернее Лаона и угрожало флангу и тылу Гудериана. Прославленный танкист в «Воспоминаниях солдата» не упоминает ни о нехватке горючего, ни о необходимости замедлить темпы наступления (можно подумать, он боялся выглядеть несколько нелепо), а старается оправдать медленное продвижение вперед, отдавая в то же время должное Де Голлю: «…Нескольким его танкам удалось вклиниться в расположение наших войск, так, что они оказались в миле от моего походного штаба, находившегося в Хольнонском лесу… и я провел несколько неприятных часов». Но он был прав, когда писал: «Опасность с этого фланга была незначительной» (в донесениях воздушной разведки 150 танков превратились в несколько сотен), – полагая, что французы, будучи приверженными доктрине позиционной войны, не предпримут крупного наступления, пока немцы не остановятся окончательно. У Гудериана такого намерения не было, и атака 4-й французской бронетанковой дивизии (единственной, имевшей хоть какие-то шансы на успех) была отражена таким образом, что это почти не повлияло на фланг 19-го корпуса. Французам больше не представилось подобной возможности, так как к вечеру 19 мая все недостатки 19-го корпуса были устранены. Оказалось также, что склад горючего в Ирсоне вовсе не уничтожен огнем, просто радиограмма, сообщавшая об этом, была принята с искажением. В подлиннике говорилось, что склад готов к отпуску горючего.

На следующий день, 20 мая 19-й корпус совершил свой самый большой и драматический переход в этой кампании – ни одно танковое соединение не проходило такое расстояние за сутки – 56 миль от Канала дю Норд до Абвиля на побережье. 41-й корпус, наступавший справа, почти не отставал, и, таким образом, в тот вечер Клейст мог похвастаться, что три его танковые дивизии вышли на линию Абвиль – Эсден протяженностью в 15 миль, и теперь, фактически, ничто не могло помешать им повернуть либо на юг к Дьеппу и Гавру, либо на север, на Булонь, Кале и Дюнкерк. Французские армии не только были рассечены надвое, им также грозила опасность оказаться отрезанными от своих баз.

Один офицер из 1-й дивизии заметил: «Мы чувствовали то же самое, что чувствует хорошая скаковая лошадь, которую наездник до поры до времени хладнокровно и нарочно сдерживает, а затем отпускает поводья, та скачет свободным галопом и первой приходит к финишному столбу». Однако скаковые лошади, как однажды написал Фуллер, не останавливаются у финишного столба, и Гудериан никогда по своей воле не сдерживал галопирующего коня. 20 мая он даже посчитал необходимым подстегнуть 2-ю танковую дивизию, командование которой захотело получить передышку, воспользовавшись избитым предлогом насчет нехватки горючего. Гудериан наверняка вспомнил о проблеме лошадиных подков, вставшей перед Рихтгофеном в 1914 году, когда немцы осуществляли прорыв в том же регионе. На этот раз предлог не сработал, и 2-я танковая дивизия каким-то образом «нашла» горючее, в количестве, достаточном для перехода до Абвиля. Для Гальдера такой быстрый успех определенно был неожиданностью, и он раздумывал до полудня 21 мая, прежде чем решил повернуть на север, на Булонь. В то же время уверенность Гитлера опять поколебалась, когда он узрел на своей карте открытый южный фланг. При мысли об угрозе со стороны мифических французских армий, у фюрера разыгралось воображение. Боевые порядки французов между тем не давали никаких оснований думать, что они помышляют о наступлении. У них сменился верховный главнокомандующий (еще одно достижение немцев), и в штабах велись лишь пустые разговоры о том, как бы перекрыть танковый коридор. Однако и французы, и англичане уже знали, что это за пределами их реальных возможностей, а немцы, просчитав все варианты, пришли к тому же выводу на основании данных воздушной разведки, радиоперехватов и информации, полученной от пленных, среди которых оказалось несколько важных французских генералов.

Гальдер торопил начинать наступление на север, однако Клейст тронулся в путь лишь к вечеру, направив Гудериана в беззащитный тыл союзников, на Булонь и Кале. В тот день над немцами нависла зловещая тень неудачи. Англичане предприняли танковую атаку в южном направлении у Арраса и нанесли 7-й танковой дивизии Роммеля тяжелые потери. К наступлению ночи Роммель все же выправил положение, потому что англичанам не хватило резервов, однако последствия были значительными. Гальдера это нисколько не обеспокоило, наоборот, он, как и Гудериан, приветствовал любую неудавшуюся атаку союзников, дававшую возможность уничтожать их силы в эластичной немецкой обороне, экономя тем самым свои силы, но Клейст предпринял ортодоксальные меры, отведя 10-ю танковую дивизию в резерв, что еще больше ослабило Гудериана, которому пришлось оставить часть подразделений в Абвиле и других ключевых пунктах для охраны переправ через реку Сомму. Рейнхардт тоже посчитал необходимым развернуть одну дивизию фронтом на восток в качестве предохранительной меры против угрозы из района Арраса. Рундштедт перепугался, а Гитлер занервничал. Никто из них не мог заставить себя поверить в окончательную победу, а покорному Браухичу не хватало силы воли, чтобы их успокоить. В высших эшелонах лишь Гальдер остался до конца солидарен с Гудерианом и его коллегами.

Тем временем, в союзных армиях на севере урезали наполовину пайки и предпринимали срочные меры во избежание полного окружения. Из Англии в Булонь и Кале были посланы небольшие отряды войск, чтобы не дать немецким войскам прорваться к Дюнкерку, откуда должна была начаться эвакуация на судах союзных сил. Однако главные силы англичан прибыли в Булонь утром 22 мая, и если бы Гудериан или Рейнгардт были посланы туда немедленно 21 мая и передвигались с той же скоростью, как и 20-го мая, то застали бы порт совершенно беззащитным. Точно так же они могли без труда захватить Кале, ведь гарнизона там до 22 мая практически не было. На деле же вышло так, что 21 мая войска Гудериана простояли на месте, так как ни ОКХ, ни ОКВ не могли решить, что делать. Таким образом, он стал жертвой своей собственной скорости. Тем не менее, еще было время достигнуть всех целей малыми потерями. Гудериан двинул свои войска на север в 8.00 22 мая, первоначально намереваясь послать 10-ю танковую дивизию на Дюнкерк, 1-ю – на Кале, а 2-ю – на Булонь. От этого плана пришлось отказаться, когда Клейст забрал у него 10-ю танковую дивизию. В расположении Гудериана оставалась лишь 2-я дивизия, которую он и двинул на Булонь, не дожидаясь разрешения Клейста, как отмечено в дневнике корпуса. По пути эта дивизия встретила сильное сопротивление французских частей. Британские части, занимавшие позиции на высотах над портом, поначалу держались стойко и отбили несколько атак. Большую помощь им оказали тяжелые зенитные орудия, использовавшиеся для борьбы с наземными целями, точно так же, как немцы в свое время использовали свои 88-мм зенитные пушки. Теперь немцам пришлось воевать по-настоящему. Подобное сопротивление им оказывали только кадровые французские части, да и то очень редко.