Гудериан - Кеннет Максей

Французская артиллерия затрудняла развертывание немецких сил, однако вела огонь не в полную силу из соображений экономии снарядов, к тому же французское командование считало, что немцы приступят к форсированию реки не раньше, чем через 4-6 дней. В 16.00 в небе показалась первая волна немецких бомбардировщиков. Тяжелые бомбардировщики предназначались для бомбежки по площадям, а пикирующие – для борьбы с орудиями в укрытиях. В Польше подобный метод оправдал себя лишь частично – поляков было трудно запугать. Под Седаном же резервные французские дивизии второй очереди, необстрелянные и годные лишь для гарнизонной службы, не смогли противостоять панике. Солдаты бросали оружие и прижимались к земле или бежали из траншей в тыл. Некоторые подразделения, получив не совсем ясные приказы, воспользовались этим, чтобы отойти назад. Бомбардировка продолжалась в течение пяти часов. Ответный огонь французов слабел с каждой минутой. На передовой их пехота, оставшись без поддержки артиллерии, дрогнула. Те, кто продолжал вести огонь по скоплениям немецкой пехоты, тащившим к воде лодки и плоты, уничтожались снарядами 88-мм пушек, попадавших прямо в амбразуры дотов противника. С наступлением вечера немецкая пехота захватила плацдарм и начала пробиваться вглубь французской территории. Всю ночь кипела работа по сооружению мостов и паромных переправ для танков, однако первый танк прошел на ту сторону лишь на рассвете. Тем временем, сам Гудериан перебрался в лодке на другой берег, где его встретил ликующий командир 1-го мотопехотного полка, подполковник Герман Балк, старый его товарищ. Бал к в шутку упрекнул Гудериана за «увеселительную лодочную прогулку по Маасу», воспользовавшись его же выражением, и сообщил, что пехота надежно закрепилась на плацдарме. Балку не нужно было напоминать о необходимости не давать неприятелю опомниться и продолжать наступление всю ночь. Об этом знал каждый немецкий солдат. К рассвету 1-й мотопехотный полк и полк «Великая Германия», наступавший левее, значительно расширили плацдарм, теперь составлявший три мили в ширину и шесть в глубину. Это был упрек Гудериану за его предыдущее, едкое замечание, что пехота «…ночью спит вместо того, чтобы наступать».

Здесь, на этой местности, где, говоря словами немецкого историка, «шум битвы почти смолк», танк одержал победу там, где даже не было следов его гусениц. Боязнь танков, подрывавшая боевой дух немцев в 1917 и 1918 гг., теперь перешла на их противников, тех, кто ее когда-то породил. Французская пехота бежала с важных позиций, не видя противника, лишь заслышав отдаленный слабый гул танковых моторов. В действительности это рокотали французские танки, шедшие, чтобы контратаковать. В случае надлежащей организации эта контратака могла бы иметь успех, и немцы оказались бы сброшены с плацдарма, однако два батальона легких танков, вызвавших такую панику в собственных войсках, остановились, дабы не умножать уже существующего хаоса, и поэтому утром находились далеко от исходных позиций, с которых должны были наносить контрудар, и когда пошли вперед, столкнулись с немецкими танками и артиллерией, руководствовавшихся доктриной в духе фон Секта, генерала, считавшего, что настоящий командир должен «всегда ставить цель чуть большую, чем та, которую считает достижимой. Он оставит место для удачи, однако при это.м необходимо обладать мудрой выдержкой и артистичностью, чтобы не поставить цель, явно находящуюся за пределами реальных возможностей».

Этот совет и предстояло освежить в памяти Гудериану, так как начала поступать информация, что во французской обороне наконец-то появилась брешь, которой он так страстно желал. В голове у него засело лишь одно – рейд на Амьен. Но сначала было то, чему один из британских генерал-майоров, Бернард Монтгомери, даст название «собачья драка». А поскольку в собачьей драке принимали участие, главным образом, бронетанковые части обеих сторон, то, вспомнив их судьбу, мы сможем проникнуться духом конфронтации. Чтобы не отставать от немцев, французы сформировали три легких механизированных дивизии (Divisions Legeres Mecaniques – DLM), каждая из которых имела по 194 танка, включая неплохие S-35, и четыре бронетанковых дивизии, имевшие по 156 танков, включая тяжелые танки типа В1. Кроме этого у них имелось 25 отдельных батальонов легких танков для поддержки пехоты. Легкие механизированные дивизии были направлены в Бельгию, где их здорово потрепал 16-й корпус. Они потеряли не только много машин, но и волю к борьбе, и в течение всей оставшейся кампании французские танкисты начинали нервничать при одном лишь упоминании о немецких танках. Гудериану не пришлось увидеть франузские танки, как не встретился он и с 1-й бронетанковой дивизией, сформированной совсем недавно и обладавшей организационными недостатками. Ее слабым местом были связь и плохое знание принципов действий танковых дивизий. Ей не хватало пехотных и вспомогательных подразделений, в чем ясно проглядывала приверженность к прежней концепции тесной поддержки пехоты на линейных позициях. Недостаточная слаженность действий приводила к медленному развертыванию. 1-я бронедивизия также отправилась в Бельгию, и 14 мая ее послали к Динану, чтобы задержать внезапно прорывавшийся 15-й корпус Гота. За три дня боев она была практически уничтожена. Из-за плохой работы тыловых служб ей постоянно не хватало горючего. Плохая связь и Неудовлетворительная организация службы регулировки движения привели к сбоям в управлении войсками и к хаосу на дорогах.

Две из оставшихся трех бронетанковых дивизий померились силами с немецкими танковыми дивизиями, результатом чего явилась картина контрастов между доблестью и трусостью, профессионализмом и дилетантством. 3-я бронетанковая дивизия начала прибывать в район южнее Седана 14-го мая. Она входила в состав 21-го корпуса, которому поставили задачу оттеснить Гудериана к Маасу. И опять приказы, спущенные сверху, пройдя все инстанции, доходили до исполнителей с запозданием. Плохо была организована дозаправка горючим. Как и в случае с 1-й бронетанковой дивизией, попытать удачу во второй раз французским танкистам не представилось возможности из-за решительных действий сначала 1-й немецкой танковой дивизии, двинувшейся на Шемери, а затем полка «Великая Германия» и 10-й танковой дивизии, овладевшими высотами в районе Буа-Мон-Дье, где должна была сосредоточиться 3-я танковая дивизия французов, в результате сильного давления противника перешедшая к обороне, а затем рассеянная. В ходе ожесточенного боя за селение Стене Гудериан выполнил маневр, на практике подтвердивший его концепции использования танковых сил и приведший к очередной стычке с Клейстом.

Когда войска Гудериана выдвинулись к Буа-Мон-Дье, он увидел, что между этими высотами и Маасом открывалась брешь шириной в двенадцать миль, в которую мог пройти весь его корпус и затем, повернув направо, устремиться к проливу. Настораживал лишь один фактор – сообщение воздушной разведки о концентрации французских танков против открытого фланга. Справедливости ради нужно заметить, что Гудериан посчитал необходимым спросить у командира 1-й танковой дивизии, готов ли тот ввести в этот разрыв всю свою дивизию, или же следует оставить фланговое охранение. От майора Венка, начальника оперативного отдела штаба дивизии, пришел ответ «Klotzen, nicht Kleckern» – «Бить кулаком, а не растопыренной пятерней». Как бы там ни было, но оба фланга 1-й танковой были надежно прикрыты. Справа 41-й корпус наконец-то форсировал Маас у Монферме и начал наступать на запад. Танки 2-й танковой дивизии двигались сбоку достаточно близко. Авиация союзников подвергла мосты ожесточенным налетам, но не смогла их разрушить. Слева «Великая Германия» и 10-я танковая дивизия приняли на себя удар 21-го французского корпуса. Особенно жаркие бои разгорелись вблизи деревни Стене, имевшей ключевое значение. Здесь в течение второй половины 14 мая и весь день 15 мая сражались подразделения 3-й французской бронетанковой дивизии и полка «Великая Германия». Французы попытались занять выдвинутые вперед оборонительные позиции, но потеряли много танков и отступили.