Гудериан - Кеннет Максей

Гудериан выразил резкий протест против «изъятия трети моих сил для устранения этой гипотетической угрозы», но, в конце концов, пошел на компромисс и сдвинул полосу наступления дивизии, чтобы развеять страхи Клейста. Однако, поступив таким образом, Гудериан совершил ошибку, так как теперь подразделения 10-й танковой перемешались с подразделениями 1-й дивизии, в тот момент являвшейся главной ударной силой 19-го корпуса и готовившейся форсировать Семуа. Это привело к тому, что подразделения 1-й танковой дивизии перепутались со 2-й танковой, наступавшей севернее, а та, в свою очередь, вклинилась в полосу наступления 41-го корпуса, замедлив продвижение 6-й танковой дивизии.

Движение к Ла-Маншу

К счастью для немцев, французская авиация в те дни практически не появлялась в небе, иначе воздушные налеты усугубили бы хаос, царивший на дорогах. Это было первым, но не последним проявлением несогласованности действий. На различных уровнях командования – что вполне естественно при проведении такой почти беспрецедентной по своему размаху операции – имелись классические примеры «трения».

Исход сражения за Семуа решился еще до прибытия 19-го корпуса, поскольку французы уже начали отступать к Маасу. В ночь с 11 на 12 мая пехота перебралась через реку на подручных средствах, а танки перешли ее вброд на рассвете. Неринг и Гудериан разместили свой штаб в комфортабельном отеле «Панорама» с «великолепным видом на долину Семуа» и поплатились за свою неосторожность, когда французские самолеты нанесли прицельный бомбовый удар. Во-первых, Гудериана засыпало осколками стекла, а во-вторых, он едва увернулся от упавшей на него головы кабана, висевшей над его письменным столом. После этого генералы вели себя с большей осторожностью, выбирая для своего штаба места, не столь бросающиеся в глаза. Возник старый, нерешенный вопрос, требующий четкого ответа, как и когда форсировать Маас. 1-я танковая дивизия уже могла приступить к операции. Ее левый фланг был надежно прикрыт 10-й дивизией, а вот правый немного завис в воздухе, так как 2-я дивизия чуть отстала из-за дорожных проблем. К этому времени Клейст отбросил свои сомнения. Из ситуации на других фронтах явствовало, что основные силы союзников вступили в Бельгию. На подступах в Анну произошел встречный танковый бой между подразделениями 16-го корпуса и французскими легкими механизированными дивизиями, в котором выяснилось техническое превосходство немцев. Хотя французские танки легко выдерживали попадание немецких 37-мм снарядов, их ответный огонь был медленным и неточным из-за неудобной компоновки боевого отсека. Во французских танках командир заряжал орудие и производил выстрел, а в немецких командир только командовал, в то время как другой член экипажа наводил орудие и стрелял. Кроме того, французы растянули свои танки широко по фронту в соответствии с устаревшей тактикой, отчего их боевые порядки оказались неглубокими, а немцы концентрировали силы, чтобы последовательно атаковать ключевые точки в обороне противника, и били его по частям.

Клейст высказался за то, чтобы «атаковать немедленно, не теряя времени». Тут же в соответствии с планом, отработанным на командно-штабных учениях, ОКВ предоставило в его распоряжение два воздушных корпуса. Однако Гудериан возразил, так как 2-я танковая дивизия могла не успеть выйти на исходные позиции для атаки широким фронтом, что, по его мнению, было существенно важно. В любом случае, времени для того, чтобы разослать приказы, осталось очень мало. Клейст отверг возражения Гудериана. Инцидент имел определенное значение, ведь в нем отразилась некоторая нерешительность Гудериана, появившаяся у него, как предположил Алистер Хорн, в результате шока, полученного при налете французской авиации. Словно смерть овеяла его своим дыханием. Это маловероятно, хотя еще в 1918 году Фуллер высказывал мнение, что бомбардировка неприятельского штаба может «нейтрализовать ясность мышления». Данный случай подтверждает – Клейст четко отдавал себе отчет в возможностях танков относительно времени и пространства, несмотря на критику Гудериана, которому было суждено еще не раз попадать в неприятные ситуации. На обратном пути после совещания у Клейста пилот Гудериана потерял ориентировку и чуть было не приземлился в расположении французских войск. Обоих спасла память Гудериана, благодаря которой он быстро определил подлинное местонахождение – в 1915 году Гудериан совершал разведывательные полеты над этой местностью в качестве летчика-наблюдателя.

Планирование форсирования Мааса – классический пример смешения импровизации и предусмотрительности Генерального штаба. Начало операции было намечено на 16.00 13 мая. Этому должна была предшествовать интенсивная артиллерийская и воздушная подготовка вместо поддержки с воздуха в ходе самого форсирования. У армейских и авиационных штабов уже не оставалось времени для координации действий и рассылки детальных письменных приказов, однако Неринг посчитал, что ситуация очень похожа на ход недавних командно-штабных военных учений, и потому вполне достаточно воспроизвести учебные приказы, изменив лишь время с 10.00 на 16.00. Из штаба корпуса эти приказы вышли в 08.15 13 мая, а из штаба 1-й танковой дивизии в 12.00. ВВС, поставленные перед той же проблемой, просто проигнорировали приказы Клейста и действовали в соответствии с планом, ранее согласованным с Гудерианом. Однако летчикам было проще – их базы находились вдали от передовой.

Другими словами, вместо атаки одновременно силами пяти дивизий, как было предусмотрено планом, могла получиться осечка. С уверенностью немцы могли пока рассчитывать лишь на две дивизии. В результате обоим корпусам пришлось преодолевать крупную водную преграду с ходу и при сопротивлении противника. В прошлом такие операции считались нежелательными, а в будущем многие командиры, боясь риска, будут от них отказываться. Гудериану вовсе не нужно было попадать под бомбы, чтобы у него возникли сомнения относительно благополучного исхода этого мероприятия.

Первой в бой за Седан вступила 1-я танковая дивизия, хотя в действительности все дело свелось к ожесточенной артиллерийской перестрелке и схваткам в воздухе. Танки почти не принимали участия в сражении, а пехота пошла вперед, лишь когда немецкая авиация захватила господство в воздухе, и были подавлены французские батареи. Немцы обнаружили, что не в состоянии приступить к форсированию реки, пока работала французская артиллерия, и что их собственные орудия заняли невыгодные позиции на подступах к реке. Гудериан разрешил полевым частям вести огонь с закрытых позиций и в то же время потребовал, чтобы 102-й зенитный полк поддерживал переправу, «для этой цели ему следует выдвинуть свои орудия как можно дальше вперед». На самом деле Гудериан хотел, чтобы мощные 88-мм зенитные орудия (такого типа, которые в будущем будут установлены на его самых тяжелых танках) вели огонь прямой наводкой вместо танков. Суть дела в том, что это высокоточное орудие большого калибра способно поражать точечные цели с куда большим успехом, нежели танковые пушки меньшего калибра той поры. Это был тот момент, когда чрезвычайно пригодились бы тяжелые танки или самоходные штурмовые орудия, но последних к тому времени находилось на вооружении всего 55 штук (большая часть – в корпусе Гудериана), и оснащены они были все теми же низкоточными 75-мм пушками, что и Т-IV.