Две недели до Радоницы - Артемий Алябьев

и огромный гигант с хриплым стоном валился на землю. Карол видел эту картину слишком часто, когда прокрадывался в лес. Но если погибали деревья, то значит его отец погиб вместе с ними?

Железный волк, лежавший у его ног, был напоминанием о слабости. Напоминанием об одиночестве. Одиночестве, которое должно было закончиться с концом света. Любовь к стихам жагаровцев, неприятие политики, страх перед металлом – внезапно для Карола все встало на свои места. «Я ведь давно считаю себя мертвым», – лихорадочно думал он, – «С тех пор, как вырубили тот лес. Я ничего не мог сделать. Только смотрел». Поддавшись внезапному порыву, Карол нагнулся и взял фигурку в руки. Сразу почувствовал, как его ладонь будто рвут изнутри острые кинжалы. Ему захотелось зашвырнуть ненавистный металл в ближайшую канаву и навсегда о нем позабыть. Но он сдерживал себя, и постепенно железо в его руке согревалось.

Слова Синей бороды и безумные взгляды жаждущих крови людей не шли у него из головы. «Зачем помогать Юзеку?» – спрашивал себя Карол, – «Я все равно бессилен. Я даже не могу дверь без помощи открыть». «Да, ты бессилен» – вдруг раздался другой голос, сильный и уверенный. Каролу померещилось, что это заговорила фигурка волка. «Совсем как в той сказке Витаутаса», – подумал он. «Никакая это не сказка», – возразил голос, – «В тебе нет силы, Карол Лос, это верно. Но это неважно. В конце концов, сила есть ничто без отваги. И если ты уж так готов умереть, уж не лучше погибнуть плечом к плечу с другом? Иди на помощь Юзеку!».

И голос затих. Карол напрасно ждал следующих слов – волк молчал, глаза его мерцали слабым зеленым цветом. Тогда он крепко сжал фигурку в кулаке и выбежал на улицу. Он вышел окольным путем к Литературному переулку, а оттуда вернулся на Бакшта. Путь к еврейскому кварталу он не помнил, но его вели приглушенные крики из-за кирпичных стен. Задними дворами Карол вышел на Университесткую, и глазам его открылось столпотворение библейских пропорций.

Огромная толпа двигалась прямо на него. Разъяренные красные лица выплевывали в воздух гневные речевки, крепкие руки выворачивали камни из мостовой. С треском разлетались витрины уличных магазинов, хотя бунтовщики еще даже не добрались до гетто. Хозяева кабаков в страхе захлопывали двери, жители, бросая сумки и корзины, ныряли в арки и подворотни – куда угодно, лишь бы уйти с пути ревущего людского потока. Самые задиристые и крупные из шествия хватали нерасторопных пешеходов за грудки и призывали (а скорее, приказывали) присоединиться к толпе.

Огромный булыжник с грохотом врубился в каменную стену рядом с Каролом. Крепкие руки взяли его под локоть и потащили куда-то в сторону. Он занес кулак, готовый отбиваться, но второй полициант крепко схватил его запястье. Карол обернулся: целая стена из полицейских преграждала путь на Гаона. Один из стражей порядка держал в руках пожарный ствол. Шланг надулся, и мощная струя воды полетела в сторону бунтовщиков. Вода, впрочем, произвела обратный эффект: вместо того, чтобы погасить пламя восстания, она лишь сильнее распалила его. Парни в первых рядах срывали с себя рубахи и с хохотом бросались под брызги. Люди позади бежали вслед за вожаками. Завидев перед собой дюжину крепких молодых тел и налитые кровью глаза, полицейские бросили шланги и, толкая друг друга в спину, поспешно ретировались. Больше ничто не преграждало бунтующим дороги к еврейскому кварталу.

Карол упал на камни, тут же вскочил и побежал в сторону Гаона. На перекрестке, ознаменованном башенками – ворота еврейского гетто – уже стояли резники, грузчики, плотники. Все, кто мог дать безумной толпе хоть какой-то отпор. У стены причитала старушка в платке. Она склонилась над телом молодого парня, голова которого вся была в крови.

– Каро, а ты что здесь делаешь? Я думал, ты ушел.

Удивление в голосе Юзека не могло скрыть тихую радость. Редактор журнала сейчас выглядел растрепанным и помятым – не лучше своего друга. Огромный вихр волос острой стрелой указывал в небо. Юзек шумно дышал и нервно поглаживал ладони. Покачав головой, Карол ответил:

– Домой? Ты что?! Твоя мама в опасности! Я без чечевичного супа жить не могу, знаешь.

Юзек секунду-другую непонимающе глядел на друга, а потом громко расхохотался и сгреб Карола в обьятья. Тот в ответ неловко похлопал товарища по плечу.

– Эй, что это у тебя? – спросил Юзек.

– А, это… – Карол раскрыл ладонь, показывая фигурку, – Наш подарок от Витаутаса.

– Но подожди. А как же твоя металлофобия?

– Металлофобия?! Не было у меня никакой металлофобии! – вспылил Карол, – Мне просто не нравилось касаться всего металлического, вот и все. Да неважно… Какой у тебя план?

– План?! – расхохотался Юзек. – Нет никакого плана. Я выйду и попробую их задержать.

– Отлично! Я с тобой.

– Ты что, дурак? Это же самоубийство.

– Тогда ты тоже дурак. Только подумай: в книгах по истории напишут – «Жид и поляк – два идиота, погибших в восстании при гетто».

– Вообще-то я русский. Мой папа был в Москве.

– Ага, с такой-то фамилией… – скептически ответил Карол. Почесал лоб, – Хотя я тоже не совсем поляк. Есть во мне литовская кровь по отцу.

Разговор друзей прервали оглушительный рев и топот десятков ног. Они обернулись: ревущий людской поток был уже близко.

– Ну что, готов попасть в историю как идиот? – стараясь выглядеть уверенно, спросил вмиг побледневший Карол.

– Меня запомнят как редактора журнала, – важно ответил Юзек. Он тоже, как мог, старался скрыть дрожь в голосе, – А ты был… ну, моим помощником. Переводчиком, вот!

– Ну пусть будет так. Идем?

Юзек кивнул. Друзья повернулись лицом к толпе и медленно двинулись ей навстречу. Фигурка в ладони Карола ощутимо нагрелась. Жар становился просто нестерпимым. «Не может быть, чтобы от моих рук», – подумалось ему, – «А, неважно. Все равно недолго осталось». Он видел, как на него бегут трое. В одном из них Карол узнал одногруппника. Перекошенное от ярости лицо не имело ничего общего с безмятежным и спокойным выражением, которые всегда было у студента на занятиях. Вот он занес над бывшим коллегой булыжник, Карол поднял руки в попытке защититься, и в этот момент ладонь его словно разорвало изнутри. Дальше произошло нечто вовсе невероятное.

Тело Карола будто отнялось. Он рухнул на четвереньки, уперся ладонями в мостовую, но только ладоней перед собой не увидел – на их месте были огромные волчьи лапы. Эндек застыл в нерешительности, камень в его руках опустился. На глазах Карола толпа и здания вокруг уменьшались в размерах. Теперь уже остановились все восставшие: по их