Слепой. Смерть в подземке - Андрей Воронин

Это была машина, на которой приезжал за ним телохранитель, Федор Молчанов. Сам Федор сейчас давал показания в полиции — в отличие от Марата, он не стал сопротивляться, когда прибывшие на место сразу вслед за репортерами патрульные предложили ему «проехать». Они появились как-то уж очень вовремя, не раньше и не позже, когда стрельба уже прекратилась, а увязший в неожиданно возникшей вокруг толпе журналистов Федор еще не решил, в какую сторону бежать, и именно эта подозрительная своевременность в мгновение ока вывела Марата из себя. Когда в них никто не нуждается, они тут как тут, а когда в тебя стреляют, их не дозовешься! Так он им и сказал, а когда слова не возымели должного действия, просто раскидал их, как кегли, прыгнул за руль чужой машины и с места дал полный газ.

Он даже и не думал убегать: зачем бежать, когда ни в чем не виноват? Просто у него вдруг возникли кое-какие идеи; идеи эти нуждались в срочной проверке, и он не хотел, чтобы ему мешали, отнимая время бессмысленными расспросами.

О судьбе телохранителя Марат не волновался. Знал, что в полиции непременно попытаются повесить на него умышленное убийство, да еще и с какими-нибудь отягчающими обстоятельствами, но все равно не волновался, потому что на это не было времени и потому что точно знал еще одну вещь: если сейчас у него все получится, это поможет вытащить Федора из-за решетки. А если не получится, он все равно приложит все силы к тому, чтобы обелить невиновного, не пожалеет ни времени, ни денег, заставит Ник-Ника напрячь связи в органах, которыми он давеча хвастался…

Да, подумал он, обратиться к Ник-Нику — это мысль. Пусть позвонит своим знакомым, лишним это точно не будет. Молчанов действовал правильно, в пределах необходимой самообороны, но здесь, в России, уже давно нет ничего бесплатного, и справедливость, увы, не исключение. Но Ник-Ник — это потом. Все потом, после того, как он разберется с этой сволочью…

Загнав машину на стоянку перед спортзалом, он выскочил наружу едва ли не раньше, чем она остановилась. Дождик, моросивший с самого утра, заметно усилился, рябые от сыплющихся сверху капель лужи отражали низкое свинцово-серое небо. Забыв надеть капюшон, даже не вспомнив об оставшейся лежать на полу подъезда сумке со спортивной амуницией, Марат устремился к приземистому, сверкающему сотнями квадратных метров поляризованного стекла зданию спортивно-развлекательного центра. Краем глаза он заметил, что Ник-Ник уже здесь: его похожий на гигантское насекомое «L-200» стоял на обычном месте чуть правее входа, и дождевая вода сбегала по ветровому стеклу извилистыми струйками, из чего следовало, что машина торчит тут уже давненько.

Охранник в вестибюле пытался с ним заговорить, но Марат лишь нетерпеливо отмахнулся. Он почти бежал: нужно было торопиться, пока журналисты и полицейские не сообразили, где его искать. Он представил себе заголовки завтрашних газет и кадры своей драки с патрульными, показанные по всем каналам в выпусках криминальных новостей, и скрипнул зубами от ярости: для полного счастья ему сейчас не хватало только публичного скандала.

В раздевалке не оказалось никого, кроме Белова, который почему-то не раздевался, а одевался, как будто тренировка уже закончилась. Когда Дугоев вошел, он уже надел джинсы и застегивал пряжку широкого кожаного ремня. Он насвистывал и, судя по всему, пребывал в отличном настроении. Марата эта странная картина не удивила, а лишь еще больше разозлила, поскольку подтверждала его подозрения. Как всякий истинный спортсмен, он был в меру простодушен, и невзначай оброненные тренером слова: дескать, твоим тайным недоброжелателем может оказаться кто угодно, хоть тот же Вася Белов, — упали на благодатную почву. Это Белов первым сказал ему, что предстоящий бой за чемпионский пояс, скорее всего, будет представлять собой не более чем коммерческую сделку; обида на Ник-Ника, который наконец предложил ему эту сделку, странным образом усилила подозрения в адрес Белова, а сегодняшнее нападение не менее странным манером превратило эти подозрения в твердую уверенность. Кто-то назвал бы это интуицией, но Марату сейчас было не до ученых толкований: он едва сдерживал почти непреодолимое желание броситься на Белова и без предисловий сломать ему гортань одним точным, убийственным, во всю силу ударом.

— Куда собрался, дорогой? — почти не слыша собственного голоса из-за гремящих в ушах ударов пульса, поинтересовался он. — Ник-Ник тебя отпустил или ты сам решил, что пора валить?

— О, привет, — спокойно улыбнулся Белов. — Ник-Ник уехал и отменил тренировку. То есть наоборот: отменил тренировку и уехал.

— Его машина на стоянке, прямо у входа, — сдерживаясь из последних сил, сообщил Марат.

Белов равнодушно пожал широкими плечами.

— Может, его увез кто-то другой. Тут заходили какие-то, он с ними переговорил, а потом сказал, что тренировки не будет, и отвалил. Ты с ним разминулся минут на пять, не больше. А ты чего такой взъерошенный?

— Зато ты спокойный, — уклонился от ответа Марат. — Даже странно. Хорошо держишься, слушай! Такая неудача, а тебе хоть бы что!

— Какая неудача? — натягивая через голову полосатую фуфайку, не вполне внятно переспросил Белов.

Марат почувствовал, что сейчас просто-напросто взорвется. Наглость этого человека не имела границ. Да и какой это человек? Негодяй, завистник, мелкая гнилая душонка, заключенная в гору мяса!

Дав Белову выпростать голову из ворота и просунуть руки в рукава, чтобы потом никто не сказал, что он напал, воспользовавшись тем, что противник не мог дать сдачи, Марат Дугоев одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние, схватил Белова за фуфайку на груди и с грохотом припечатал спиной к железному шкафчику. Его предплечье уперлось спарринг-партнеру в шею под нижней челюстью, заставив задрать голову.

— Какая муха тебя укусила? — поинтересовался Белов, не пытаясь сопротивляться.

— Не укусила, — возразил Марат. — Хотела, но не смогла. Я знаю, почему ты так спокоен! Этот шакал, твой наемник, валяется в морге с простреленной башкой и ничего не сможет о тебе рассказать. Значит, ты можешь попытаться снова, так что и волноваться не о чем… Верно? Говори, пес!

— За пса ты у меня огребешь, — спокойно произнес Белов, — только не сейчас, а попозже, когда чуток остынешь. На тебя что, опять напали?

— Скажи еще, что для тебя это новость!

— И ты почему-то решил, что это моя работа… — задумчиво, будто разговаривая сам с собой, проговорил Белов. — Да убери ты руки, дура кавказская, самшит высокогорный! — неожиданно гаркнул он и оттолкнул Марата с такой силой, что тот едва удержался на ногах. — Будем всю ночь ходить и точить кинжалы, а потом невест стеречь, чтоб не убежали… Идиот! Торгаш на рынке, у которого ты мозги покупал, тебя надул — продал бараньи, да еще и здорово обвесил.

Дугоев резко подался вперед, но отчего-то передумал лезть в драку. Руки его бессильно, как плети, повисли вдоль корпуса, лицо приобрело растерянное выражение — он не столько понял, сколько почувствовал: Белов не лжет.

— Хочешь сказать, ты тут ни при чем? — спросил он.