Слепой. Смерть в подземке - Андрей Воронин

Он вышел из машины и, стоя с непокрытой головой под моросящим дождиком, сообщил Марату по телефону о своем прибытии. Капли дождя оседали на темных стеклах очков, ухудшая видимость, и Слепой уже не впервые пожалел, что в продаже не бывает очков с «дворниками». Технически создать нечто подобное наверняка несложно, но выглядеть это будет чересчур громоздко, и понадобятся нечеловеческие усилия инженеров, дизайнеров, а главное, специалистов по рекламе, чтобы такие очки вошли в моду.

Перед тем как войти в подъезд, он еще раз огляделся, подчеркнуто обойдя своим вниманием контейнерную площадку с роющимся в баках бомжем. Из-за расположенной поодаль трансформаторной будки, как пресловутые уши из-за кулис, выглядывал кургузый капот белых «жигулей» — судя по характерному дизайну, весьма популярной в восьмидесятых годах прошлого века шестой модели. Оттуда же, из-за угла, стелясь по земле и путаясь в мокрой жухлой траве, лениво тающими клубами выплывал сероватый пар автомобильного выхлопа. Сиверов отвернулся, вошел в подъезд и только тогда позволил себе вполголоса произнести насмешливое: «Ишь ты!»

Дверь квартиры Дугоева распахнулась ему навстречу, и Марат вышел на площадку, держа на плече спортивную сумку с амуницией.

— Жилетку надел? — спросил Глеб после обмена приветствиями.

— Оторвали, оторвали, оторвали у попа, — демонстрируя неожиданно глубокие познания в области русского фольклора, нараспев продекламировал дагестанец. — Не подумайте плохого — от жилетки рукава! Надел, конечно, — добавил он в прозе, встретив требовательный, неулыбчивый взгляд телохранителя.

Хорошо зная, с кем имеет дело, и не испытывая желания рисковать, Глеб недоверчиво потыкал его в ребра указательным пальцем. Судя по ощущению, жилет был на месте.

— Обижаешь, дорогой, — отреагировал на его действия Марат.

— Думаю, ты это как-нибудь переживешь, — начиная спускаться по лестнице, через плечо ответил Сиверов. — А уж я-то и подавно.

— Слушай, почему вы тут, в Москве, все такие грубые? — топая следом, поинтересовался дагестанец. — Никакого уважения к собеседнику, клянусь!

— То ли дело на Кавказе, — в тон ему подхватил Сиверов.

— Да! — с вызовом подтвердил Дугоев.

— Пока светло, — уточнил Слепой, — и пока неверный находится в твоем доме, пользуясь неприкосновенностью гостя.

— Потому что война, — проворчал кавказец.

— Вот ты и ответил на вопрос, почему здесь все такие грубые, — сказал Глеб. — Потому что война. Потому что, спускаясь в метро или даже засыпая в собственной постели, никто не знает, что с ним будет через час или минуту. Это действует на нервы, особенно когда продолжается достаточно долго.

— Просто вас здесь слишком много, — возразил Дугоев.

— Нас? — подчеркнуто удивился Глеб.

— Э, тебя не переспоришь! Ну, хорошо — нас.

— И все грубые, — подсказал Глеб.

— Тьфу тебе под ноги, уважаемый, — снова продемонстрировав глубокое проникновение русской языковой культуры в свой словарный запас, огрызнулся Марат.

Сиверов фыркнул, но тут же перестал улыбаться: лестница кончилась, прямо перед ним была железная дверь подъезда.

— А что нам нужно? Да просто свет в оконце. А что нам снится? Что кончилась война… — слегка переиначив мелодию на восточный манер, вполголоса напевал у него за спиной Дугоев.

«Куда идем мы? Туда, где светит солнце. Да только, братцы, добраться б до темна…» — вспомнил Глеб продолжение популярной в свое время песни. «Дожить бы до темна», — не успев остановиться, перефразировал он, мысленно сплюнул: не накаркать бы! — и открыл дверь.

При этом он внимательно смотрел в забрызганное дождиком плексигласовое окошко и видел, что их появление не осталось незамеченным. Услышав за спиной электронную трель домофона, копавшийся в мусорном баке бомж прервал свое занятие и сделал странное движение свободной рукой, словно опуская лицевой щиток мотоциклетного шлема. Когда он обернулся, сидевшая на его стриженой макушке черная трикотажная шапочка превратилась в маску с прорезями для глаз и рта. Шагнув навстречу появившемуся на крыльце Глебу, бомж разжал пальцы правой руки. Черный пакет соскользнул и беззвучно опустился в лужу, открыв вороненый металл казенника и желто-оранжевую древесину цевья. Куцый ствол с воронкообразным набалдашником пламегасителя рывком поднялся, нацеливаясь Глебу в грудь, и Слепой, который был к этому готов, выстрелил на опережение.

Автоматчик с диким воплем боли и испуга упал на одно колено, завалился на бок и перекатился на спину, поджав к груди простреленную ногу. Глеб почувствовал сильный толчок между лопаток, понял, что это Дугоев, стремясь во что бы то ни стало получить свое, демонстрирует горячий кавказский темперамент, и не глядя ударил пяткой в железную дверь. Из-за двери тоже послышался вопль, в котором возмущения было намного больше, чем боли.

Где-то поблизости злобно взревел двигатель, на который подали слишком много мощности, пронзительно взвизгнули покрышки. Глеб приготовился стрелять по колесам выскочившей из-за трансформаторной будки «шестерки», но подраненный им автоматчик внес поправку в его планы, перевернувшись со спины на бок и из этого неудобного положения попытавшись снова в него прицелиться. Про себя обозвав киллера неугомонной сволочью, Слепой выстрелил еще раз, и тот, выронив автомат, схватился левой рукой за раздробленное пулей запястье правой. Убивать его Сиверов не собирался: гораздо интереснее было послушать, что он скажет, когда перестанет визжать, как недорезанная свинья.

Около незадачливого киллера резко затормозила «шестерка». Ее задняя дверь распахнулась, высунувшаяся оттуда рука ухватила раненого за шиворот, помогая забраться в машину. Раненый громко, на весь двор, скулил, как сбитая грузовиком дворняга, пытаясь при помощи здоровой руки оттолкнуться от земли и встать на уцелевшую ногу. Асфальт вокруг него был густо испачкан кровью; Глеб успел заметить в глубине салона перекошенное ужасом молодое лицо, и в это мгновение где-то неподалеку послышался хорошо знакомый сухой щелчок.

Раненый замолчал, прекратил попытки забраться в машину и неуклюже упал, уткнувшись в мокрый асфальт простреленной головой. Его приятель на заднем сиденье наполовину высунулся из машины, все еще не расставшись с бредовой, изжившей себя идеей втащить труп в салон. Но водитель оказался сообразительнее его: он дико газанул, «шестерка» резко стартовала, сжимавшая ворот куртки рука разжалась, соскользнула, и мертвое тело распласталось на асфальте в метре от автомата, который в это пасмурное утро так ни разу и не выстрелил.

Посланная Глебом вдогонку пуля высекла бледную искру из заднего бампера; опасно кренясь, «шестерка» на большой скорости повернула за угол и скрылась из вида. Сиверову показалось, что он видит какую-то темную фигуру, которая, пригибаясь, метнулась вглубь двора от угла контейнерной площадки, но со всех сторон уже бежали неизвестно как очутившиеся здесь люди с фотоаппаратами и видеокамерами. Понимая, что это уже ничего не даст, он успел заслонить рукой лицо за мгновение до того, как едва ли не в самые глаза сверкнула ослепительно-белая молния фотовспышки.