Автопортрет. Самоубийство - Эдуар Леве

умиляет

Ненависть отдаляет

Бдение меня утомляет

Сон парализует

Пробуждение донимает

Тысячелетие меня объемлет

Столетие вмещает

Десятилетие прикрывает

Час меня направляет

Минута торопит

Секунда бросает

Угроза меня обманывает

Тоска побуждает

Страх восхищает

Сюрприз меня раздражает

Экспромт донимает

Предвестие подкрепляет

Подвох меня искушает

Лжец обманывает

Ябедник ужасает

Барокко меня отвращает

Готика леденит

Романтика озаряет

Красное меня нервирует

Черное волнует

Белое успокаивает

Соло меня привлекает

Квартет сдерживает

Симфония отстраняет

Правило меня обслуживает

Ограничение ободряет

Обязательство приглушает

Диалог меня связывает

Монолог обязывает

Солилоквий обособляет

Воздух меня проницает

Земля не пускает

Подземелье душит

Ритм меня увлекает

Мелодия чарует

Гармония беспокоит

Аквариум меня удручает

Вольер подавляет

Клетка отталкивает

Дождь меня сгибает

Снег очаровывает

Град останавливает

Мой палец рисует

Пальцы хватают

Рука обнимает

Мой мозг замышляет

Глаз направляет

Тело вершит

Первый раз меня искушает

Следующие приучают

Последний печалит

Усталость меня успокаивает

Скука обескураживает

Истощение настигает

Сооружение меня осаждает

Сохранение умиротворяет

Уничтожение облегчает

Прибытие меня изменяет

Пребывание тяготит

Отъезд воодушевляет

Компания меня угнетает

Одиночество сохраняет

Безумие подстерегает

Нравиться мне нравится

Не нравиться не нравится

Безразличие безразлично

Возраст меня настигает

Молодость покидает

Память оставляет

Счастье меня упреждает

Грусть не отпускает

Смерть ожидает

Виктор Лапицкий

Он написал самоубийство

В первом приближении нет никаких проблем с представлением виртуальному собеседнику сочинений Эдуара Леве. Два способа, в равной степени беспроигрышные: дать прочесть первые полстраницы любого из его текстов или, того проще, пересказать историю «Самоубийства». Шокирующее, неуютное впечатление от несвязных, непонятным образом царапающих констатаций и описаний либо голливудски-мелодраматическая коллизия, рука крадется к кружевному платочку, чтобы промокнуть мыслительную слезу,— процитируем вынесенную на обложку последней книги писателя скупую издательскую аннотацию: «Эдуар Леве покончил с собой через десять дней [15 октября 2007] после того, как передал рукопись "Самоубийства" своему издателю». Который, добавим, уже через три дня сообщил о своем одобрении текста — не подозревая, что прочел предсмертную записку, что встраивается в заранее предопределенную канву, уже написан Вертер.

Но такой жест представления, балансирующий между цинизмом и сентиментальностью, несет определенные риски, даже если пренебречь не слишком жалуемой нашим автором чисто человеческой этикой,— имеет ли посторонний право сюда вторгаться? Да, его вынуждают вступить в неожиданно тесные, рискнем сказать — интимные отношения с обнажающим себя автором, но не взывает ли сама эта оголенность к определенному целомудрию? Из уважения к бесповоротному — человеческому, слишком человеческому — поступку, волевому, хочется думать, выношенному усилию («Я один раз попробовал покончить с собой и четырежды пробовал попробовать»,— и это еще лишь на момент написания «Автопортрета»), подобает ли его анализировать, коли этот жест столь же лапидарен и безапелляционен, как и произведения Леве, будь то фотографии или тексты? Да и вообще, рискну прибегнуть к авторитету «от противного»: «Говорить о Морисе Бланшо можно, только говоря о ком-то другом — о его читателе, о самом себе. Да, о нем можно говорить, только разбираясь в самом себе, ибо бесконечная скромность призывает к бесконечному бесстыдству»,— так говорит Бернар Ноэль об абсолютном антиподе Леве, безводном «выкающем» Морисе Бланшо; не перевернется ли в нашем случае эта формула, не требует ли бесконечное бесстыдство, автобесцеремонность знающего в своих текстах только «я» и подчас смыкающееся с ним «ты» Эдуара Леве от нас крайней, уважительной сдержанности, уклонения от говорения о себе и даже от суждения от себя, восприятия его только как такового, каким он сам себя представляет, и отказа от всяческих в конечном счете неминуемо романтизирующих конструкций — мыслительных, эмотивных, эмпатических? В этом плане на помощь, как сильнейшее демистифицирующее, отрезвляющее противоядие, может прийти незаменимое, кажется, свидетельство друга Эдуара Леве писателя Тома́ Клерка, который в подражание «Автопортрету», но уже от своего, третьего лица написал замечательный текст «Человек, который убил Эдуара Леве»[2].

При этом надо постоянно учитывать, что при всей внешней простоте своих средств Леве запускает или использует в своих работах весьма сложные культурные механизмы — как правило, невербализуемые или по крайней мере уклоняющиеся от непосредственной вербализации,— навлекая тем самым на себя, в меру искушенности читателя/зрителя, глубокомысленные трактовки и рассуждения, от которых, наверное, следовало бы — но не всегда удается — уклониться, что усугубляется обескураживающей бесцеремонностью автора и закреплено окончательной, финальной выстраданностью его текстов.

Итак, хотелось бы удержаться самому и удержать читателя оттого, чтобы подходить к произведениям Эдуара Леве со своим уставом, «вчитывать» в них свое, любые парадигмы, любые контексты; по-человечески здесь, наверное, требуется примерно та же деликатность, что и при чтении, скажем, блокадных текстов. Конечно, наивно полагать, что мне самому удастся избежать расставления собственных вех, триангуляции (он сам куда лучше триангулирует свой универсум финальными терцетами) и о-своения дискретного текстового пространства Эдуара Леве, но хочется по крайней мере засвидетельствовать свои благие намерения в хрупкой надежде, что они не приведут туда, куда обычно ведут.

Рассказывать что-то об авторе, когда он столько о себе наговорил, кажется неуместным. Но сведем все же кое-что воедино, в двухголосую инвенцию.

«Леве родился 1 января 1965 года. Окончил ESSEC, Высшую школу экономических и коммерческих наук, что привело его в Гонконг. <...> Вернувшись из Азии, решил стать художником. Какое-то время он писал монохромные картины в духе Ротко, но не такие мистические, более эстетские» (ТК).

«Я занимался живописью с 1991 по 1996 год. Я выполнил пятьсот картин, около шестидесяти из них продал, сотня сложена в подсобных помещениях дома в департаменте Крез, остальное сжег. <...> Я сам научился тому, что для меня важнее всего: писать и