Гремландия - Николай Покуш

Сибил улыбнулась его словами.

– Да, наверное, ты прав.

Еще немного тишины, наполненной теплом и уютом, которые вдруг, к своему удивлению, начал испытывать Кит. Очень давно, уже много-много лет он не чувствовал ничего подобного, ничего такого, что ощущают люди, садясь в кругу семьи, рядом с близкими и дорогими друзьями или членами семьи, которым всецело доверяют. Когда в последний раз Кит мог довериться хоть кому-то? Он уже и не помнил. А уже чтобы назвать кого-то семьей – такого и вовсе в его жизни еще не было. И потому это, вдруг захлестнувшее его чувство уюта и теплоты заставило его заерзать в кресле, а затем и вовсе подняться и отправиться изучать комнату.

Он остановился у портрета, на котором была изображена счастливая семья: бородатый, статный мужчина лет тридцати пяти, молодая женщина с темно-синими волосами и внимательными карими глазами, взгляд которых, мастерски запечатленный художником, невероятно сильно напоминал взгляд Сибил, и девочка лет пяти-шести, в голубом платьице.

– Эта картина была написана меньше, чем за год до смерти мамы, – проговорила Сибил, поразив Кита своей неожиданной откровенностью.

– От чего она умерла? – спросил Кит осторожно, не переводя на девушку глаз.

– Опухоль мозга. Здесь она в последний раз изображена настоящей. Всего через пару гексалов болезнь извратит ее, изуродует. К концу жизни от той девушки, которую ты видишь на картине, не останется и следа. Ты не узнал бы ее, если бы увидел.

– Сочувствую.

Кит обвел взглядом комнату в поисках иной, менее печальной темы для беседы.

– Играешь? – спроси он, указывая на фортепиано, стоящее в углу.

– Да, немного. Меня отец учил, он очень хорошо умел играть.

– Может быть, продемонстрируешь? – Кит с хитрой улыбкой глянул на Сибил.

– Сейчас? Нет. Я давно за него не садилась.

– Ну и что. Некоторые вещи невозможно забыть. Нужно лишь позволить рукам вспомнить.

– Нет, Кит, я не стану перед тобой позориться.

– Я настаиваю, – проговорил он, стараясь теперь уже не комично, а вполне точно передать тон голоса Сибил.

Та рассмеялась.

– Это нечестно, Кит.

– Можешь просто сказать, что не хочешь, – развел он руками. – Но ты ведь хочешь, не правда ли?

– С чего ты взял?

– Скажи, что я неправ, и закроем тему.

Сибил колебалась. В ее глазах заплясали те самые искорки азарта, которые так очаровывали Кита. Ей хотелось, действительно, хотелось сыграть.

– Ладно, я сыграю, если ты пообещаешь, что не станешь мне этого припоминать никогда.

– А с чего бы должен?

– Сыграю только одну песню и все.

– Как вам будет угодно.

Но Сибил сыграла пять. После первой, очень чувственной и легкой композиции, которую, по заверениям Сибил, написал ее отец, она исполнила возвышенную увертюру к постановке «Сон и Пробужденье» – слащавой, хоть и не лишенной шарма, любовной пьесе, которая, прогремев в Мистрейде лет двадцать назад, обрела практически культовую известность в Конгломерате.

– Не знал, что ты поклонница любовных историй, – хмыкнул Кит.

– Не поклонница. Но мелодия-то хорошая.

– Им, кажется, тоже понравилось, – Кит указал на гремлинов, которые, рассевшись полукругом на полу, внимательно и с интересом слушали игру Сибил.

Оглядев существ, Сибил ухмыльнулась и заиграла веселый селенинанский вальс, без которого не обходился ни один из званых вечеров и балов-маскарадов, вот уже почти сто лет. Гремлины, словно бы почувствовали саму суть этой музыки, и, никем не подгоняемые, стали подниматься на ноги и кружиться по комнате. Их танец изрядно рассмешил Кита, не столько тем, что был довольно неуклюж и умилителен, сколько тем, как сильно напоминал гротескную пародию на чуждые ему светские рауты, на которых перебравшие вина кавалеры и чопорные барышни кружились и плясали до упаду, находя в этом некое, совершенно Киту неясное развлечение.

Сразу после вальса Сибил сыграла переложенный на фортепиано мотив забавной и трогательной детской песенки про маленького бычка, который искал маму, а завершила свое выступление возвышенной интерлюдией из оперы «Падение Амбриджтона».

Когда она доиграла, Кит захлопал в ладоши, и гремлины сразу же к нему присоединились.

– Браво! – воскликнул Кит – Браво!

– Ой, брось, – она поднялась со стула, сделала шаг в сторону, совершенно спонтанный, но который привел ее в непосредственную, можно даже сказать, непозволительную близость к Киту. Ни она, ни он не смогли понять, как так получилось, но никто из них этого явно не подстраивал. Кит просто стоял, чуть облокотившись о спинку большого кресла, стоящего у стены и держа в руке бокал вина, а Сибил просто встала и сделала шаг. Могла бы сделать его в любую сторону, но сделала ему навстречу. И Кит не смог удержаться. Все, что произошло в следующие несколько секунд, произошло словно не с ним. Кит, будто бы, лишь наблюдал со стороны за тем, как его свободная рука обнимает Сибил за талию, как их взгляды встречаются и как он, чуть наклонившись, припадает к ее губам. Сибил ответила ему, и этот поцелуй наполнил его тело теплом, в один миг унес прочь из особняка поместья Мортонов куда-то ввысь, всего на несколько прекрасных мгновений. А затем его разум жестко вернули в реальность, когда Сибил, словно бы опомнившись, отстранилась от него, и щеку обожгла пощечина, такая мощная, что звон от нее еще несколько секунд продолжал звучать в ушах Кита.

Повисшая вдруг между ними тишина лишилась всякого уюта, зато наполнилась почти ощутимым кожей напряжением. Они смотрели друг другу в глаза словно два хищника-одиночки, встретившихся где-то на пограничье своих территорий и не знающих, чего им ждать от оппонента.

Сибил заговорила первой.

– Я тебе не какая-то ветреная девица, Кит, – ее голос звучал на удивление спокойно.

– У меня и в мыслях этого не было…

– Я хорошо понимаю, что в твоем окружении подобная вульгарность может считаться нормой.

– В моем окружении?

– Но со мной такое отношение неприемлемо, и я требую, чтобы впредь ты не распускал своих рук.

– Требуешь?

– В противном случае я буду вынуждена преждевременно прервать наше сотрудничество.