Я взлечу - Энджи Томас

сказала, хватит. Мы на дне, но мы не сдаемся, слышишь? Это все мелкие неудачи.

Как-то слишком больно они бьют для мелких неудач.

Но самый главный удар, похоже, еще впереди.

Одиннадцать часов и двадцать минут нет вестей от тети Пуф.

Двадцать три

Плита у нас тоже электрическая, значит, никаких тостов. Обхожусь хлопьями.

В автобусе я почти все время молчу. Сегодня мы с Сонни вдвоем. Он сказал, что зашел к Малику, но тетя Шель говорит, Малик вляпался в какую-то переделку, ему подбили глаз, и в школу он не пойдет – будет приходить в себя. Значит, как я и просила, он ничего не сказал.

Казалось бы, хорошая новость, но мне от нее почему-то только хуже. Малик никогда не пропускает школу. Либо Король серьезно повредил ему глаз, либо он так сильно перепугался, что без передышки никак.

В обоих случаях виновата я.

Но, может, и к лучшему, что сегодня Малик посидит дома. Хотя бы пока не увидит четырех вооруженных копов на охране.

Они с Шеной оказались правы: в Мидтауне решили, что мы, цветные, представляем опасность. Мы, как обычно, проходим через рамки, но очень сложно оторвать взгляд от пистолетов за поясом у копов. Как будто я не в школу пришла, а в тюрьму.

Поэтому возвращаться домой после школы радостно, хотя дома темно.

Мозг как будто составил плейлист из всех моих бед и крутит на повторе: вот в меня целятся из пистолета, вот газетная статья про мою песню, вот Лонг и Тэйт швыряют меня на пол, вот в школе копы, вот нам отключают электричество… Вот тетя Пуф.

Двадцать часов – и ни весточки.

Я чуть-чуть отвлекаюсь от волнений, когда после ужина Джей достает колоду карт «уно». Без телевизора и без интернета делать нечего, и она предлагает устроить семейный турнир. И теперь они с Треем ведут себя совсем не как семья.

– Бам! – Трей хлопает картой по кухонному столу. Солнце еще не село, играть светло. – Детка, это выбор цвета! Пусть будет зеленый – и пусть позеленеют от зависти ваши рожи, когда я выиграю!

– А вот и не выиграешь! – отвечаю я и кладу на стол зеленую карту.

– Парень, тащи свою тощую задницу куда-нибудь в уголок и не отсвечивай, – вступает Джей. – Ничего ты не добился – бам! – И ходит. – У меня такая же, вернемся к цвету детской неожиданности – желтому!

– Ладно, в этот раз будь по-твоему, – отвечает Трей. – Но ты еще пожалеешь!

Они оба пожалеют. Дело в том, что я нарочно помалкиваю, пока они переругиваются. Они просто не знают, что у меня две карты «возьми четыре», одна «выбери цвет», желтая «пропусти ход» и красная «ход обратно». Я готова к чему угодно.

Мы играем уже третью партию и только чудом до сих пор не переругались. В первый заход стало так жарко, что Джей отреклась от нас обоих и собиралась уйти к себе. Совершенно не умеет проигрывать.

Что и требовалось доказать. Я кладу на стол «пропусти ход», и Джей немедленно пытается испепелить меня взглядом.

– Что, собственной маме пропуск хода подложишь? – спрашивает она.

– А ты моя мама? Сейчас ты просто какая-то девчонка, которую я быстро уделаю.

– Ха! – фыркает Трей.

– Вас, молодой человек, я тоже впервые вижу.

– Ха! – передразнивает его Джей.

– Ну а вот это ты видела? – Трей медленно поднимает карту, тянет: – А-а-а-ах! – будто ангелы поют, и провозглашает: – Бам! «Возьми две», выкуси!

Ой, что будет, когда я припечатаю его своей «возьми четыре».

Что ж, беру две карты. Кажется, бог есть: еще одна «выбери цвет» и «пропуск хода». Как говорил великий философ древности Тупак Шакур, «я не убийца, но не стоит шутить со мной».

По-хорошему, я не должна сейчас так радоваться. У нас нет света, а тетя Пуф…

В дверь несколько раз громко стучат. Я подскакиваю. Трей идет смотреть, кто там.

– Бри, не волнуйся, это просто стучат в дверь.

Время замедляется, сердце колотится о ребра.

– Черт, – шепчет Трей. Меня тошнит от волнения.

– Кто там? – спрашивает Джей.

– Дедушка с бабушкой, – отвечает он. Слава богу. Но мама так не считает.

– Их только не хватало! – Она трет руками лоб. – Трей, открой.

Едва дверь приоткрывается, бабушка спрашивает:

– Где вас всех носило?

И, не дожидаясь приглашения, входит. Заглядывает в каждую комнату, будто что-то ищет. Даже принюхивается. Зная бабушку, небось наркотики высматривает.

Дедушка вперевалку идет за Треем на кухню. Сегодня на них с бабушкой одинаковые адидасовские спортивные костюмы.

– Проезжали мимо и решили вас проведать, – говорит дедушка. – Вас вчера не было в церкви.

– Не ври! – говорит бабушка, тоже заходя в кухню. – Мы специально к вам заехали! Мне надо было проведать внуков.

Ожидаемо.

– Мистер Джексон, у нас все в порядке, – отвечает Джей дедушке и только ему. – Просто решили вчера посидеть дома.

– Мы только вошли, а ты уже врешь, – говорит бабушка. – Ничего у вас не в порядке. Говорят, Брианна теперь вульгарные песенки пишет?

Только не это…

– Вчера после службы ко мне подошла первая леди, говорит, их с пастором внуки слушают какой-то ужас, и написала его Брианна, – продолжает бабушка. – Она говорит, песня настолько ужасна, что даже в новости попала. Только бы меня при всех опозорить ко всем чертям…

– Черти вас уж заждались, – бурчит себе под нос Джей.

Бабушка, нехорошо прищурившись, упирает руки в бока.

– Если хочешь что-то сказать, говори.

– А знаете, я скажу!

– Мы уже в курсе про песню, – быстро произносит Трей, пока не разразилась Третья мировая. – Ма уже провела с Бри беседу. Все в порядке.

– Нет, не в порядке! – возражает бабушка. – Я, конечно, на многое закрывала глаза насчет тебя и твоей сестры…

Простите, на что это она закрывала глаза? Не было такого.

– Но это уже последняя капля. Когда Брианна жила с нами, она так себя не вела. Поглядите на нее: записывает вульгарные песенки и нарывается на наказания. Вся церковь только о ней и толкует. Стыд-то какой!

Дедушка возится с кнопкой часов на плите, как будто бабушка ничего не говорила. Он мастерски научился отключаться и не слушать ее.

– Джейда, – спрашивает он, – давно у тебя часы сломались?

Дедушка всегда так: видит поломку – старается починить. Давным-давно меня повели к врачу, и там в коридоре мигал свет. Честное слово, дедушка попросил у медсестры лестницу, залез на нее и починил лампочку!

Джей закрывает глаза. Если она сейчас ответит так, как я думаю, грядет катастрофа.

– Мистер Джексон, у нас нет электричества.

– Как это – нет? – визжит бабушка.

– А чего его нет? – спрашивает дедушка. – Эта ваша коробка полетела? Я же говорил, пора менять!

– Нет, нет, – отвечает Джей. – Свет отключила управляющая компания. Мы задержали оплату.

Наступает секундное затишье перед бурей.

– А я знала, что у вас не все гладко, – заявляет бабушка. – Джеральдина говорит, ее дочка вроде бы видела тебя в социальной службе, она там работает. Она же не обозналась?

О господи, эта Джеральдина. Лучшая подруга бабушки и первая сплетница. Бабушка произносит «Джеральдина говорит» чуть ли не чаще, чем дышит.

– Да, это была я, – признается Джей. – Подала на продуктовые талоны.

– Джейда, ты могла попросить нас о помощи, – говорит дедушка. – Сколько раз мне это повторять?

– У меня все под контролем, – вмешивается Трей.

– Парень, ничего у тебя не под контролем, – отвечает дедушка. – У вас даже света нет.

Бабушка воздевает руки.

– Все. С меня хватит. Брианна и Трей идут жить с нами.

Трей поднимает брови.

– Всем привет, мне двадцать два, у вас все нормально?

– Да плевать мне, сколько тебе лет! Ни к чему вам с Бри терпеть лишения.

– Лишения? – переспрашивает Джей. – У них есть кров, одежда, теперь и еды достаточно…

– Но у них даже света нет! – отвечает бабушка. – Что ты за мать…

– Миссис Джексон, худший мой грех – это бедность!

Джей говорит громко и с надрывом, как будто выдавливает слова каждой клеточкой тела.

– Что может быть хуже! – говорит она. – Простите уж, что я имела наглость обнищать!

Трей трогает ее за плечо.

– Ма…

– Думаете, мне нравится, что мои дети сидят в темноте? Миссис Джексон, я стараюсь как могу! Хожу по собеседованиям! Отчислилась из университета, чтобы дети не голодали! Я умоляла пастора меня не увольнять. Простите, если всего этого вам мало, но, Богом клянусь, я стараюсь!

Бабушка приосанивается.

– Мне просто кажется, что они достойны большего.

– Вот в этом я с вами