Я взлечу - Энджи Томас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первый вопрос задает кто-то из родителей:
– Как школа допустила подобное происшествие?
– В настоящее время ведется расследование, и я не вправе разглашать подробности, – отвечает мистер Кук. – Информация будет обнародована, как только это станет возможно.
Следующий родитель спрашивает про металлодетекторы, обыски случайных учеников и появление в школе копов.
– Здесь не тюрьма, – говорит он с акцентом. Похоже, его родной язык – испанский. – Объясните, пожалуйста, зачем применять к нашим детям такие строгие процедуры.
– Мы посчитали нужным ужесточить меры по обеспечению безопасности в связи с ростом преступности в районе, – отвечает мистер Кук.
Про копов в школе он не говорит ни слова. Сегодня они стоят прямо в актовом зале, но тут и так все ясно.
Сонни хлопает меня по руке и показывает на второй микрофон: следующей стоит Шена.
Она откашливается и какое-то время не говорит ни слова.
– Шена, давай! – выкрикивает кто-то, и раздаются хлопки. Малик тоже хлопает.
– Меня зовут Шена Кинкейд, – произносит она, глядя прямо в глаза мистеру Куку. – Я учусь в одиннадцатом классе Мидтаунской школы. К сожалению, доктор Кук, я и другие ученики с моим типом внешности в неравных условиях с остальными. Мистер Лонг и мистер Тэйт имели тенденцию чаще обращать внимание на чернокожих и латиноамериканцев, чем на кого-либо другого. Нас чаще выбирали для обыска, для проверки шкафчиков и для повторного прохода через металлодетектор. С несколькими из нас грубо обращались. Теперь их заменили полицейскими, и, признаться, многие из нас опасаются за свою жизнь. Разве мы должны каждый день ходить в школу со страхом?
Зрители хлопают и согласно гомонят, особенно стараются ребята из объединения. Я тоже хлопаю.
– Ни для кого не секрет, что в Мидтаун берут таких, как я, чтобы получить гранты на развитие, – продолжает Шена. – Однако, мистер Кук, мы не чувствуем, что нам здесь рады. Мы для вас вообще люди или денежные знаки?
Я снова хлопаю. Как и большинство учеников.
– Бунт на прошлой неделе – результат нашего недовольства, – говорит Шена. – Многие из нас подавали на мистера Лонга и мистера Тэйта жалобы. Была обнародована видеозапись того, как они жестоко обращаются с чернокожей ученицей. Однако их после этого вернули на работу. Почему, мистер Кук?
– Мисс Кинкейд, благодарю вас за информацию, – отвечает Кук. – Я согласен, что расизм и любая дискриминация неприемлемы. Однако расследование происшествия все еще идет, и я многого не могу разглашать.
– Да в смысле? – вырывается у меня. Одноклассники кричат и свистят.
– Хотя бы объясните, почему они вернулись на работу! – просит Шена.
– Тихо! – перекрикивает всех Кук. – Мисс Кинкейд, спасибо, что высказались. Следующий вопрос.
Шена начинает возмущаться, но к ней со спины подходит миссис Мюррэй и что-то шепчет на ухо. Шена явно недовольна, но позволяет ей увести себя в зал.
К другому микрофону встает белая женщина средних лет.
– Добрый день, меня зовут Карен Питтмэн, – говорит она. – У меня не вопрос, а скорее замечание. Мой сын-десятиклассник уже третий мой ребенок, который ходит в вашу замечательную школу. Старший выпустился семь лет назад, еще до появления некоторых нововведений. Все четыре года здесь не было никакой охраны. Возможно, я сейчас выскажу непопулярное мнение, но считаю нужным отметить, что строгие меры безопасности были введены только после того, как здесь стали учиться дети из определенных районов. И я считаю это правомерным.
Тетя Шель резко разворачивается на сто восемьдесят градусов, чтобы взглянуть говорящей в глаза.
– Давай, скажи прямо, не стесняйся!
В общем, почти сказала. Все и так поняли.
– В последние годы на территорию школы проносили оружие, – заявляет Карен. – Были случаи бандитских разборок. Если я не ошибаюсь, недавно мистер Лонг и мистер Тэйт поймали наркоторговку.
Даже смешно, насколько она ошибается. И бандитские разборки, серьезно? Максимум, что у нас было, – это ребята из кружка по мюзиклам мерялись с танцорами, у кого флэшмоб мощнее. Когда и те и другие поставили номера из мюзикла «Гамильтон», вот это было мясо.
– Ну конечно, ее зовут Карен, – говорит Сонни. – Небось и картофельный салат готовит с изюмом.
Я фыркаю, и мы выставляем вперед скрещенные кулаки. Ваканда навеки.
– Я, как и все собравшиеся… – продолжает Карен, пытаясь перекричать бушующий зал. – Как и все, я смотрела видеозапись происшествия и была в ярости. Многие ученики не проявляют никакого уважения к администрации. Они провоцировали двух джентльменов, просто выполнявших свою работу, строчками из вульгарной песни, содержащей призывы к насилию. Мой сын сказал, что эту песню написал кто-то из учеников и она адресована конкретно школьной охране. Мы не можем и не должны допускать, чтобы наши дети слышали подобное. Сегодня утром я подписала петицию об удалении этой песни из Сети. И призываю других родителей последовать моему примеру.
Карен, иди в жопу. И сыночка прихвати.
– Спасибо, миссис Питтмэн, – говорит мистер Кук, и под аплодисменты и вой Карен уходит в зал. – Следующий вопрос.
Теперь у микрофона Джей. Я отсюда вижу, как она дымится от гнева.
– Вперед, тетя Джей! – кричит Сонни. Тетя Джина и тетя Шель громко хлопают.
– Уважаемый мистер Кук, – произносит она в микрофон. – Я Джейда Джексон. Очень рада, что могу наконец с вами побеседовать.
– Спасибо, – улыбается он уголками губ.
– Жаль, что раньше не удалось. Я несколько недель оставляла вам голосовые сообщения, и мне ни разу не перезвонили.
– Приношу свои извинения. Я катастрофически не успеваю все…
– Это на мою дочь в прошлом месяце напали охранники Лонг и Тэйт, – перебивает его Джей. – А знаете почему? Она торговала сладостями, мистер Кук. Не наркотой, а сладостями. – Джей разворачивается вместе с микрофоном и смотрит прямо на Карен. – Пока некоторые из нас беспокоятся о вреде, который причиняют их детям песни, другие боятся за жизнь и здоровье своих детей. И угрожают им те самые люди, которые должны их защищать.
Громкие аплодисменты. «Жги!» – выкрикивает тетя Шель.
– Многие из этих детей боятся ходить по району Мидтаун, потому что добропорядочные граждане могут что-то не то подумать, – продолжает Джей. – Они у себя-то дома постоянно боятся погибнуть от рук не столь добропорядочных граждан. Идут в школу – а там тот же ужас, что и дома? – Ее едва слышно за аплодисментами. – Послушайте, мистер Кук, бунт в прошлую пятницу был ответом на произошедшее с моей дочерью. Напавшие на нее охранники вернулись на работу, как будто не сделали ничего плохого. Такой урок вы хотите преподать нашим детям? Хотите научить их, что безопасность одних важнее безопасности других? Если так, то перестаньте утверждать, что хотите сделать школу надежным местом.
Половина зала встает и аплодирует стоя. Я хлопаю громче всех.
Мистер Кук ждет, пока зал утихнет, с очень смущенной улыбкой на лице.
– Миссис Джексон, мне жаль, если у вас возникло впечатление, что управление образования было недостаточно активно в отношении произошедшего с вашей дочерью. Однако мы проводим расследование.
– Ах, вам жаль, если… – Она замолкает, не договорив, как будто изо всех сил пытается не взорваться. – Извинения не приняты. Не знаю, как там идет ваше расследование, но за все это время никто не связался ни со мной, ни с моей дочерью. Хорошенькое расследование, нечего сказать.
– Повторяю, оно еще не завершено, и я прошу прощения, что мы могли быть недостаточно активны. Однако в настоящее время я не вправе…
Ничего другого он за всю встречу так и не сказал. В конце к нему бросается столько родителей и учеников, что рядом с ним приходится идти полицейскому.
Малик стоит сбоку. Может, сейчас я…
Джей хватает меня за руку.
– Пошли, – продирается сквозь толпу и догоняет мистера Кука прямо в коридоре. – Мистер Кук! – окликает она.
Он оборачивается. Полицейский делает ему знак идти дальше, но мистер Кук поднимает руку, останавливая его, и подходит к нам.
– Миссис Джексон, верно?
– Да, – говорит Джей. – А это моя дочь Брианна, на которую напали. Раз уж вы мне не перезваниваете, может, теперь уделите нам минутку?
– Пару минут, – говорит Кук полицейскому. Тот кивает, и Кук ведет нас в кабинет, забитый какими-то тяжелыми штуками. Он щелкает выключателями – духовые, ударные установки – и закрывает за нами дверь. –