Память душ - Дженн Лайонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Точнее, они ждали, что всех спасет его сын. Терин, честно говоря, не знал, какие эмоции следует испытывать по поводу этой мысли. Гордость? Гнев?
Может быть, ужас.
– Хорошо, – осторожно сказал Терин. – Поверить. Спасибо за… – Он обвел рукой поляну. – И за то, что объяснила мне суть дела.
– Ты хочешь, чтобы я отправила тебя обратно к Хаэриэль?
Терин колебался. Он не был готов к этому. Ему нужно было время, чтобы прочистить голову и выяснить, чего он хочет.
– Если ты не возражаешь, я лучше вернусь в Столицу.
Галава моргнула.
– Ты не сможешь помочь, находясь там.
– Я не смогу помочь, если ты отправишь меня обратно к Хаэриэль до того, как я буду готов.
Богиня долго мерила его изучающим взглядом, потом наклонилась и поцеловала в лоб. Он почувствовал себя десятилетним мальчишкой рядом с матерью.
– Я понимаю. Будь умницей.
– Это не в моем характере… – Мир вспыхнул и погрузился во тьму, а затем вспыхнул во славе света…
Терин Де Мон вернулся в Столицу Куура.
24. Разговоры в плетеных корзинах
(Рассказ Кирина)
Мы уехали тем же вечером.
Я рассчитывал подождать до утра, но триссы настояли на обратном. Их транспорт двигался ночью так же хорошо, как и днем.
Я также предполагал, что мы отправимся на лодке. У триссов был другой план. Когда солнце село на востоке, триссы показали нам скакунов: ящериц.
Это были необычные ящерицы. Они напоминали муравьедов с длинными острыми носами и черными пуговичными глазами, но их тела покрывала драконья чешуя. Они ходили на задних лапах. Передние лапы заканчивались длинными острыми когтями. И каждая ящерица была ростом примерно со слона.
Они двигались быстрее, чем можно было предположить при их размерах, могли бежать часами и с поразительной ловкостью взбирались на деревья, если те оказывались достаточно большими, чтобы выдержать их. Я бы предположил, что таких деревьев не существует, но у джунглей Манола было свое мнение. Деревья в Маноле были большими.
Очень большими.
При этом ехать верхом на ящерице не требовалось. Конечно, у них был погонщик, который, в зависимости от обстоятельств, держался за мултраса (так их называли триссы) или сидел на них. Пассажиры ехали в большой плетеной корзине на спине ящерицы, отчего казалось, что существо несет очаровательный рюкзачок. Пассажиров привязывали к этим корзинам, и они лежали в них, за исключением тех случаев, когда из-за подъема наверх фактически получалось, что они стояли.
Увидев эти корзины, я испустил долгий нервный вздох. Плетенки выглядели не такими уж большими. Я заметил еще одну проблему, но ничего не сказал. Тераэт тоже заметил проблему.
Но не заметил ловушки.
– Я поеду с Джанель, – сказал Тераэт.
Я покачал головой.
– Я бы сделал по-другому.
– И что ты хочешь этим сказать? – уточнил Тераэт.
Джанель подняла бровь:
– О? Так ты поедешь со мной? Вот так запросто?
Тераэт помолчал:
– Я имею в виду… если ты не против?
– На самом деле, против, – ответила Джанель. – И, должна сказать, я устала от всего происходящего.
– Джанель, если я перешел черту, прошу прощения. – Тераэт выглядел испуганным.
– Я имею в виду – от происходящего между вами. – Джанель указала на Тераэта и меня. – Я не собираюсь быть вашим оценочным листом, дабы вы определили, кто победит. Турвишар, ты не будешь возражать, если я поеду с тобой?
– Для меня это большая честь, – поклонился Турвишар.
– Спасибо. – Она подняла свой рюкзак и подошла к триссу, который ждал, чтобы помочь ей забраться в корзину.
Я повернулся к Тераэту:
– Ух ты. Где ты так здорово научился обращаться с женщинами?
– Заткнись, – прорычал Тераэт, хватаясь за свой рюкзак.
Стоило триссу помочь мне забраться в корзину, и я тут же об этом пожалел. Мозгами я понимал, что у меня достаточно места, чтобы передвигаться. Ремни нужны были, чтоб мне было комфортно, а не для того, чтобы удерживать меня. Меня никто не держал в плену.
Я горячо, отчаянно и бесконечно все это возненавидел.
Я закрыл глаза и сказал себе, что нахожусь в месте, где вокруг лишь небо, свобода и бескрайнее пространство. Что я ничем не связан. Свободен.
Лишь когда ящерица двинулась вперед, я понял, что что-то бормочу.
– У тебя все нормально? – уже не так сердито спросил Тераэт.
– Я в порядке, – процедил я сквозь зубы.
– Разумеется. И говоришь ты об этом прекрасно.
Я не ответил. Некоторое время мы молчали.
– Не люблю тесноты, – сказал я.
– Что?
– Не люблю тесноты, – повторил я. – Думаю, просто, когда моя душа оказалась в ловушке внутри Вол-Карота, я не мог ни двигаться, ни говорить. У меня не было ни сил, ни выбора. Я не мог контролировать собственное тело, потому что теперь это было его тело. Самое забавное, что раньше мне нравилось, когда меня связывали, – ладно, эта информация тебе не нужна.
– О нет. Пожалуйста, расскажи мне поподробнее о своих заскоках. Мне так интересно.
Я чуть не рассмеялся и таким образом позволил пройти еще одному отрезку вечности.
– Я не простил тебя за то, что ты мне солгал, – сказал я позже.
– Лгал тебе? – В голосе Тераэта звучало возмущение. – Я никогда не лгал…
– Когда ты впервые рассказал мне, откуда знаешь о Джанель. Ты солгал.
Тераэт фыркнул.
– О боги, я просто знал, что ты заговоришь об этом. Технически я не…
– Заткнись со своим «техническим» дерьмом. Ты намеренно подвел меня к неправильному выводу, а когда я к нему пришел, то даже не попытался меня поправить. Ты обманул меня. Ты знал о Джанель не потому, что я разговаривал во сне; ты уже встречался с ней в Загробном мире. Черт, ты же уже даже поцеловал ее…
– Откуда ты это знаешь? – В его голосе прозвучал ужас.
– Она мне сказала! Я даже помню, когда это случилось. В тот первый день на Инистхане, когда я увидел, как ты исполняешь Маэванос. Ты танцевал на этом алтаре, практически голый, а затем ты вонзил кинжал себе в сердце. Когда ты вернулся из мертвых, на твоем лице была широкая улыбка. Я спросил тебя, чему ты улыбаешься, и ты ответил, что только что воссоединился со своей женой.
– А что я должен был сказать? – ответил Тераэт. – «Эй, тебе знакома эта девушка? Та, которую ты никогда не встречал, но которой ты просто одержим, потому что демон оттрахал твой разум? Я встретился с ней в Загробном мире. Она – реинкарнация моей жены из прошлой жизни, и я по-прежнему одержим ею. Но она понятия не имеет, кто