Память душ - Дженн Лайонс

Единственное, что смущало Терина, так это то, что Хаэриэль спала с ним. Чары делали такое поведение совершенно ненужным. Ей это ничего не дало.

Хотя, возможно, это принесло ей еще одного ребенка, но если она хотела именно этого, то ей все равно не нужно было с ним спать. Учитывая специальность Дома Де Мон, Хаэриэль знала, как можно оплодотворить женщину без секса. Они оба знали. Ей не было никакой необходимости спать с мужчиной, который держал ее в рабстве четверть века.

Возможно, то, что он находился в ее постели, было ее маленьким реваншем. Личной местью, когда она каждый раз упивалась неспособностью Терина отказаться.

Но ведь для этого ей не нужны были чары. Единственное, что Терин мог сказать Хаэриэль, было «да»[107].

Услышав в отдалении волчий вой, Терин всерьез начал обдумывать, что – будь оно все проклято! – ему делать. Найти поляну, верно? Еще желательно сухое дерево. И все это лучше сделать, пока не стемнело. Он, конечно, мог создавать магические огни, но, поскольку те были видны издалека, ему не хотелось рисковать – ведь если Хаэриэль начнет поиски, он выдаст свое местоположение.

Терин начал вспоминать огненные заклинания, которые знал. Их было не так уж и много. Но по крайней мере, Галену хватило ума жениться на женщине из Дома Де Тал… Он вспомнил убийство Галена. Терин вздрогнул и проклял самого себя. Прошел почти месяц. Кто знает, что произошло в его отсутствие? Дом Де Мон может просто исчезнуть.

Гален и Шелоран были неразлучны, но они не любили друг друга. Терин поймал себя на том, что вопреки всему надеется, что хоть в этом он ошибается, потому что без Де Мона, способного попросить Черные Врата о возвращении Галена, тот мог вернуться только благодаря Шелоран. Глупо думать, что этим бы решили заняться его дочери[108], даже если бы они вдруг вздумали вернуться в Столицу. Какой смысл возвращать своего племянника, чтобы он стал Верховным лордом, если можно не предпринимать ничего и позволить стать таковым своему сыну? Нет, Дом Де Талус должен был вернуть свою дочь Шелоран, а она должна была ходатайствовать за своего мужа, Галена…

– О, проклятье, Таэна, – громко сказал Терин. – Не отказывай Галену лишь потому, что она его не любит[109].

Терин услышал крик хищной птицы. Он поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как на ветку сел, вскинув голову, большой золотой ястреб. Эта птица была символом семьи Де Монов, так что не заметить ее было нельзя. Но с другой стороны, ястребы жили в лесах, а значит, то, что он его увидел, еще не означало, что боги услышали его молитвы.

Затем, к изумлению Терина, вокруг него облетела, весело чирикая, а затем уселась ему на плечо голубокрылая сойка. Терин удивленно уставился на птицу. Вряд ли это было посланием от Таэны. Таэна, как правило, не использовала живых существ для этой цели.

Но и птицы обычно так себя не ведут.

Вскоре к этой птице присоединились остальные, которые принялись порхать вокруг него или расселись на соседних ветвях, весело распевая песни. Из кустов выскочил кролик, подергал носом, глядя на него, и метнулся обратно за деревья. Несколько птиц (ястреба среди них не было) последовали за кроликом, а остальные запрыгали по ветвям деревьев, направляясь вслед за ними и продолжая свою песню.

– Э-э…

Стоящий на тонких ножках олененок высунул голову из кустов, разглядывая его влажными глазами, а затем умчался обратно в лес.

Через несколько секунд к нему присоединился тигр. Тигр!

– Да, хорошо, уже, все! – проворчал Терин. – Я понял, в чем дело. Я иду туда.

Он шел за тигром, и лес вокруг него изменялся. Листья стали зеленее, земля – более рыхлой. Под ногами расстилался ковер из цветов и нежных листьев. Меж деревьями виднелась поляна.

И на этой поляне сидела богиня.

Она не могла быть никем другим. Ее кожа отливала нежным нефритовым оттенком, и она была одета в платье из лепестков. Когда она смотрела на него ртутными глазами без зрачков и радужки, ее красота казалась чужеродной и дикой. И если у него и были какие-то сомнения относительно того, кто перед ним, то достаточно было посмотреть, как от одного ее присутствия распускались цветы, а животные искали убежища рядом, – и не оставалось никаких сомнений. Это была не Таэна.

Это была полная противоположность Таэне. Он поклонился Богине Жизни.

– Я смиренен и благодарен.

– Ну, здравствуй, Смиренениблагодарен. Я Галава.

Терин уставился на нее.

– А еще ты прелестен, – сказала Галава. – Таэне следовало начать именно с этого. Я думала, ты будешь выглядеть старше.

Терин не знал, что ответить.

– А ты не очень разговорчив. Ты голоден? О, должно быть, так оно и есть. Давай, милашка. Садись со мной, поешь, выпей. Теперь ты в безопасности. – Галава сказала это безо всякой иронии, даже несмотря на то, что рядом с ней находился тигр.

Терин предположил, что он был бы в большей опасности, сидя рядом с одним из дворцовых котов. И отказываться было неразумно. Он сел, скрестив ноги, рядом с богиней.

– Благодарю тебя.

– О, тебе, должно быть, было это очень трудно. Вот… – Она потянулась за спину и протянула ему тыкву с отрезанной верхушкой. Жидкость внутри была со вкусом меда и специй и пузырилась на языке. Если бы у Дома Де Лаакар был рецепт этого напитка, они бы стали самым богатым Домом в Кууре. Он не мог сказать, содержал ли напиток алкоголь, но чувствовал, что должен был содержать.

Эта мысль вызвала вторую, более тревожную: он не пил уже… как давно? Месяц. Со времен Адского Марша. Со времен уничтожения его семьи. С того самого дня, как он потерял своих сыновей – всех до единого.

Нет. Всех своих сыновей, кроме одного. Кирин все еще был жив.

Терин уставился в чашу, молча разглядывая дерево, видневшееся в зеркальном отражении. Оно выпустило цветок, который расцвел и через несколько минут начал осыпаться. Когда он в последний раз так долго обходился без вина или бренди? Почему он этого не заметил?

Он начал пить после того, как умерла его жена Нора, и не останавливался после этого. Терин стал довольно опытным в отрезвляющих заклинаниях, когда они были необходимы, и позволял себе плавать в бездне онемения, когда они не были нужны. После похищения Кирина ситуация не улучшилась. Как он мог не заметить того, что стало ритуальной основой его существования?