Шторм на Крите - Сергей и Дина Волсини

– Это очень известная французская фирма, – улыбнулась ему подошедшая продавщица. – Есть еще такие же черные, хотите взглянуть?

– Нет-нет, благодарю. Я возьму этот.

– Я согласна с вами, это роскошный цвет! Я упакую его вам в красивую коробку, хотите?

– Да, пожалуйста.

Довольный Антон Ильич наблюдал, как в руках продавщицы длинное кружево послушно свернулось и спряталось в шелестящую бумагу, а затем легло в плоскую картонную коробку и затянулось лентой. Изумрудное, как Юлины глаза, подумал Антон Ильич. И как море, на берегах которого они встретились.

Перед тем, как лечь спать, Антон Ильич попросил портье разбудить его в шесть утра.

Когда он подъехал к отелю, на пляже никого не оказалось. Солнце уже поднялось, на море прыгали волны. Антон Ильич растерялся. Где же Юля? Ждать ли ее здесь? Или идти к ней в номер? Он глянул на часы. Было ровно семь.

Вдруг вдали показалась женская фигура. Сердце у него затрепетало. Он пригляделся – так и есть, это она! В желтом купальнике, в котором она так ему нравилась, и платке, повязанном на бедрах. Она шла издалека, от самого пирса. Шла спокойно, неторопливо. И даже отсюда ему было видно ее красивое задумчивое лицо.

Страхи Антон Ильича вмиг испарились. Перед глазами пронеслась вся их с Юлей жизнь – такая недолгая, но все же целая жизнь! – и он понял сейчас по ее лицу, что напрасно опасался, напрасно сомневался в ней. Он быстро спустился к пляжу и побежал по песку.

– Юля! Юленька! Родная моя!

Она увидела его и остановилась, улыбаясь, а он побежал к ней, раскинув руки, и не было в эту минуту человека счастливее его. Он чувствовал, будто они никогда и не расставались вовсе, будто не было этих мучительных дней и будто все, что довелось им пережить за последние двое суток, кануло в море и не имело больше никакого значения, ибо не было в целом мире человека роднее и дороже ему, чем Юля. Вся шелуха этих дней рассыпалась и спала; все эти ссоры, будто нарочно выдуманные кем-то, чтобы воздвигнуть между ними стену, рухнули в тот миг, когда они встретились глазами. Это и есть любовь, вспыхнуло в голове Антона Ильича, и это короткое слово вдруг объяснило ему все – и для чего он жил, и чего искал, и к чему стремился. Вселенская радость обуяла его. Он летел по песку, не чуя собственных ног.

Откуда ни возьмись явилась Наталья.

Антон Ильич перестал бежать и в недоумении смотрел на нее. Что она тут делает?

Наталья, как обычно по утрам, была в спортивном костюме и делала упражнения. Стоя лицом к нему, согнув колени и подавшись вперед, она вытягивала обе руки, словно обхватывая что-то, и тянула к себе. Затем снова закидывала руки вперед и тянула. Это что еще за фокусы, проворчал про себя Антон Ильич и хотел было шагнуть в сторону Юли, но вдруг отчетливо ощутил, как ветром его несет к Наталье. Он шагнул в сторону, но его тут же развернуло обратно, подтолкнуло, и, сам того не желая, он стал снова перемещаться в сторону Натальи. Да что ж это такое, рассердился Антон Ильич! Он встал, крепко упершись ногами в песок, и раскинул руки, намереваясь удержаться на месте. На несколько мгновений он устоял, но тут Наталья отклонилась назад, с размаху закинула обе руки и потянула его к себе. Порывом ветра Антона Ильича ударило в спину, подхватило и понесло. Из-под ног его клубами вздымался песок, а он, влекомый какой-то непонятной ему мощной ураганной силой, понесся прямиком навстречу торжествующе хохочущей Наталье…

– А-а-а! – закричал Антон Ильич.

И проснулся.

Сердце колотилось в груди, во рту пересохло. Портье еще не звонил. Часы показывали без десяти минут шесть.

Он принял душ, собрался и сел в такси. Портье предложил ему позавтракать – в ресторане работал ранний буфет, но Антон Ильич отказался, ему было не до еды, да и задерживаться не хотелось. Странное чувство осталось в нем после увиденного сна. На сердце тенью легла тревога, вытеснив из груди ту приподнятую, вдохновенную радость, с какой он совершал вчера приготовления к поездке. И сколько он ни напоминал себе, что никогда не верил ни в сны, ни в дурные предзнаменования, в голове его засела мысль, что по приезду его, возможно, подстерегает неприятный сюрприз, и все может пойти не так, как он предполагает. Из-за этого ему не терпелось поскорее оказаться в отеле и покончить с сомнениями раз и навсегда. В то же время он хорошо запомнил и другое чувство из своего сна – ясное всеобъемлющее счастье от осознания того, что они с Юлей вместе и что вся его жизнь теперь стала другой.

Стали подъезжать. Все вроде было знакомо ему здесь, и в то же время все как будто изменилось. Каким все-таки маленьким был этот отель по сравнению с тем, в котором он жил в Ираклионе! За время его отсутствия он как будто стал еще меньше, весь сжался и потускнел. Корпуса стояли низенькие, съежившиеся, блеклые, притихшие на ветру. Кругом было безлюдно и сонно. Одни петухи перекрикивались в тишине, точно в деревне.

Он сразу направился на пляж. Не спускаясь вниз, посмотрел на берег. Все здесь было не так, как в его сне. Солнце было еще невысоко и бросало на пляж тяжелые тени. Ветер пробирал до костей. Неприветливо и пустынно лежало внизу холодное море. Он потянулся в сторону пирса посмотреть, не было ли там Юли. Но там лишь стоял какой-то мужичок с седыми волосами и делал зарядку. Больше никого не было.

Антон Ильич развернулся и пошел к корпусу, где жила Юля. На том месте, где он когда-то случайно подслушал разговор, он приостановился. Ему показалось, там снова кто-то был. Он осторожно приподнял знакомую уже ветку и увидел Наталью. Она сидела на стуле, смотрела на море и курила. Вероятно, она только что поднялась с постели, на ней был затертый гостиничный халат, лицо ее было заспанно и мято, спутанные волосы падали на лоб. Она затягивалась, выпускала дым изо рта и смотрела вдаль, но не любовалась открывавшейся картиной, а как будто что-то обдумывала. Моря она словно и не замечала, припухшие веки ее смотрели в одну точку так, будто что-то ее беспокоило, отчего она проснулась и не могла больше уснуть.

Значит, сегодня никаких пробежек вдоль моря, подумал Антон Ильич, опуская ветку. Никакого спорта, как обычно. Никакого здорового образа жизни. Странно. С другой стороны, хорошо, что она здесь. Стало быть, Юля одна, и они смогут спокойно поговорить. Он поспешил дальше. Чем ближе он был, тем сильнее билось его сердце. Что с ней? Как она? Здорова ли? Здесь ли она еще? Впустит ли его?

Он постучал в дверь.

Тут же послышались шаги. Слава богу, выдохнул Антон Ильич. Дверь открылась.

Юля стояла перед ним жива и здорова. Солнце освещало ее со спины, и она, одетая, чтобы идти на пляж, была точно как в его сне – божественная и совершенная.

Увидев его, она отпрянула.

– Это я, – неловко улыбнулся Антон Ильич.

Она попятилась назад и молча смотрела на него, словно дар речи потеряла. Рот ее приоткрылся, лицо вытянулось и застыло в испуганном удивлении.

– Юленька, – он шагнул вперед и зашел в комнату.