Дар берегини. Последняя заря - Елизавета Дворецкая

– Кто? – Прекраса требовательно подалась к ней.

– Приходила… вода, – тихо ответила Ельга, глядя на темное мокрое пятно под оконцем. Из-под заслонки больше не текло, но следы влаги ее еще не высохли. – Просилась дитя покачать.

– И что?

– Я ее не впустила.

– Она… убралась?

– Убралась.

Прекраса сглотнула и снова легла. Все знают слова, которыми можно отогнать русалку. Не все понимают, когда нужно эти слова произнести. Ельга-Поляница понимает – ее с трех лет учили правильно обращаться с невидимой ратью духов земных, водяных и ветровых. Она сама – как живая чаша, налитая медом божественной мудрости.

«Позови ту, что неподвластна чарам воды, – сказал ей осенью мертвый голос первенца, лежащего в земле близ порога. – Тогда будет он жив…»

Ружана? Она думала о Ружане, потому что в ней видела главную соперницу, часто и легко рожающую других Ельговых внуков. Она ошибалась. Речь шла о Ельге-Полянице, той, что наделена силой земли Полянской. Она показала, что способна и распознать, и одолеть чары водяной владычицы.

И с ранящей, твердой, как лезвие топора, ясностью перед Прекрасой встало то, что она теперь должна сделать. Единственный способ спасти жизнь своего третьего чада – последнего, которое она успеет посадить на коня.

– Спи, не тревожься, – добавила Ельга, видя, что Прекраса не отрывает от нее пристального взгляда и глаза ее от напряжения кажутся черными, как колодцы в Навь. Даже ей от этого взгляда делалось неуютно. – С чадом все хорошо будет.

– Я знаю, что нужно… – Прекраса опять села. – Я хочу… – с усилием вытолкнула она из груди, – чтобы ты забрала его себе.

* * *

Никто не будил и не оповещал гридей, однако уже при первых проблесках весенней зари на дворе топтались зевающие, взъерошенные отроки. Среди них даже не все знали, что произошло или будет происходить; уже разошелся слух, что ночью у князевой жены начались роды, но толком никто не знал, чем дело кончилось. Обсуждать это между собой гриди не решались и сами осаживали тех, кто задавал слишком много вопросов, однако все хотели видеть, что произойдет. Косились и на Ингера: он всю эту ночь провел в гриднице, поскольку с роженицей первые трое суток никому быть не следует, кроме бабки. Теперь он тоже вышел, бледный и осунувшийся после бессонной ночи, и стоял у двери гридницы, не сводя глаз с избы.

Когда рассвело, дверь княжьей избы открылась и появилась Ельга-Поляница. Все в том же красном платье, с золотыми подвесками очелья, с какими гуляла на проводах русалок, она выглядела заблудившейся зарей, не ушедшей вовремя в свое небесное жилье – или младшей из судениц, навестившей этой ночью дом, где родилось дитя.

Немного утомленная, она приветливо улыбнулась гридям и встала под оконцем. Размеренно постучала – раз, другой, третий.

Заслонка отодвинулась, из тьмы избы показалось морщинистое лицо Дымницы: другая суденица, старшая, стерегла мать и дитя.

– Я хочу купить щеня! – сказала Ельга в оконце. – Не продаете ли?

– Продаем, продаем! – охотно ответила старуха. – Хорошее у нас есть щеня, голосистое!

Изнутри и правда доносился плач младенца, и гриди напряженно прислушивались, будто к голосу оборотня. Обрядовый разговор наводил на сомнения: там ребенок родился или щенок? То и требовалось: две мудрые женщины сбивали со следа злую судьбу.

– Сколько хотите за него?

– Три серебреника греческих.

Ельга подала в оконце три милиарисия. Приняв их, Дымница просунула взамен спеленутого младенца.

– Благо вам буди! – сказала Ельга, принимая его.

– И вам!

Пройдя через узкое оконное отверстие изнутри темного дома наружу, на белый свет, дитя родилось заново – уже другим, не тем, какое преследовали грозящие смертью злыдни. Но этого было мало. Чтобы закрепить за ним новую, добрую судьбу, ребенку требовалось как можно скорее дать имя.

С чадом на руках Ельга вошла в гридницу. Ингер уже ждал перед очагом. В поварне заранее нагрели воды, бросили в котел оберегающих трав. Рядом стояла на очаге золоченая чаша. При виде сестры Ингер переменился в лице. Сердце дрогнуло: молодая суденица взяла на руки его чадо, чтобы защитить от сторожащей смерти. После всех бед последнего года Ингер вдруг увидел впереди край этого темного поля, проблеск света. Вера, что счастье еще придет, пронзила грудь болью, и слезы выступили на глазах.

Ельга улыбалась. Пройдя к своему сидению перед престолом, она наклонилась и положила младенца на пол.

– Вот я тебя родила! – произнесла она, протаскивая ребенка у себя между ног под подолом. – Вот я тебя родила!

Трижды она произнесла эти слова и трижды протащила новорожденного между своими ногами. Гриди, не смея зайти, таращили глаза от двери, изумленные этим чудным обрядом третьего рождения княжьего дитяти, прикрепляющего его к жизни. Теперь ребенок будет считаться сыном Ельги до трех лет, после чего первые родители смогу выкупить его обратно.

Снова взяв дитя на руки, Ельга подошла к очагу.

– Смотри, брат! – смеясь, она качнула чадо перед Ингером. – Я дитя родила!

Гриди несмело заулыбались – такая нелепость, что незамужняя дева родила дитя, сбивая путь злу, заодно рассеивала тучи тревоги.

– Да будет живо! – неверным голосом пожелал Ингер, стараясь вложить в это пожелание всю отведенную ему богами удачу и священную силу. – Как назовешь?

Об этом они уже толковали ночью, когда Ельга пришла в гридницу, разбудила его и передала волю жены.

– Не стоит больше давать ему имя моего отца, – сразу сказала Ельга, как об этом зашла речь. – Нужно дать такое, что здесь неизвестно, чтобы сбить со следа… их.

– Неизвестное?

– Таким детям дают имена оберегающие. Несущие жизнь, здоровье, крепость. Волк. Или Камен. Или Кремень.

– Но это имена не княжеское. Может, Живислав? Или…

– Послушай! – Ельга прикоснулась к его руке. – Я придумала кое-что. Как звали твою мать?

От неожиданности этого вопроса Ингер не сообразил, как ответить, и молча уставился на нее. Сестра знает имя его матери, а своей тетки – она сама его носит.

– Ель…

– У нее было только одно имя?

– Два, – миг помедлив, ответил Ингер. – Ельга-Святослава.

– Ее отцом был Святослав, князь ругов с острова Ругия. Он вел свой род от Святовита – старшего среди их богов. Если мы дадим это имя, то защитой чаду будут сразу и его бабка – твоя мать, и его прадед – твой дед по матери, и даже сам верховный бог ругов. Я думаю, этим именем они называют Перуна, я помню, что мне о нем рассказывал отец. Но в нашей земле у этого имени нет никакого… обратного следа. Живущие в Нави не смогут найти ребенка… по запаху этого имени, понимаешь? Это имя – как огненная стена без ворот, она оградит его от земли до неба, и через нее не пройдет никакое зло.