Дети стадной эпохи - Лю Чжэньюнь

Итак, по всему выходило, что цвета и политика действительно тесно связаны между собой. Однако Ли Аньбану такие объяснения все равно казались недостаточно обоснованными. Ицзун, заметив сомнения Ли Аньбана, взял один из исписанных листов и сказал:

— Давайте пока забудем о нынешних неприятностях господина, вместо этого я с помощью множества цветовых перемен расскажу о его детстве. В год вашего девятилетия вы уже сталкивались с высшим красным цветом.

Эти слова показались Ли Аньбану полной нелепицей. Каким образом девятилетний ребенок мог быть связан с политикой? В то время он ходил в начальную школу и еще не дорос даже до деревенского старосты. Ицзун, заметив недоверие Ли Аньбана, продолжил:

— Высший красный цвет, о котором я говорю, с политикой связан лишь отчасти, любой цвет во Вселенной может косвенно касаться всего на свете. Вспомните хорошенько, не сталкивались ли вы в тот год с пожаром?

И тут Ли Аньбан вспомнил, что именно в тот год, когда ему исполнилось девять лет, во время зимних каникул он вместе со своим дядей отправился в уездный центр продавать лук. На ночевку они остановились на постоялом дворе, и когда среди ночи там начался пожар, его дядя, прихватив кошелку, вместе с другими постояльцами выбежал на улицу, а спящего Ли Аньбана оставил внутри. И если бы в бушующее пламя за Ли Аньбаном не возвратился хозяин, мальчик бы попросту сгорел. С тех пор семьи Ли Аньбана и дяди не разговаривали. Восхитившись такой проницательностью, Ли Аньбан подтвердил:

— Вы правы, мастер, было такое дело.

Ицзун, рассматривая три исписанные листа, сказал:

— Все коды к судьбе человека сосредоточены в цветах, но я не буду надоедать излишними подробностями, а продолжу по существу, иначе, если обо всем расскажу, жить станет неинтересно.

Тут в разговор вмешался Чжао Пинфань:

— Мастер, можно не рассказывать о далекой перспективе, самое главное — ближайшее будущее. Как моему другу преодолеть этот «высший красный цвет», в который он вляпался?

Ицзун взял чистый лист бумаги, посчитал на пальцах и следом написал несколько строк. Он повторил эти действия раз семь-восемь, пока снова не исписал весь лист. Потом он взял его, внимательно изучил, сравнил с предыдущими тремя листами и наконец в глубоком раздумье произнес:

— Исходя из оставшегося у вас времени, проблему еще можно решить, но только в срок до четырех дней. По истечении четырех дней будет уже поздно.

Ли Аньбан несколько забеспокоился, в то же время он признал, что Ицзун и в самом деле незаурядный мастер, ведь именно через четыре дня должна была приехать экспертная группа из ЦК. Чжао Пинфань тоже забеспокоился и поспешно сказал:

— Раз так, мы попросим, чтобы мастер побыстрее дал совет, время не ждет.

Ицзун снова стал сверять листы. Он долго что-то бормотал, пока не произнес:

— Будь то другая ситуация, ее можно было бы ре шить десятью способами, но у вас слишком серьезная проблема, для которой годится лишь один.

Ли Аньбан снова напрягся, а Чжао Пинфань спросил:

— Какой же?

Ицзун, тяжело вздохнув, сказал:

— У меня язык не поворачивается произнести это вслух, это чересчур аморально.

— Мастер, будьте спокойны, все, что вы скажете, мы сохраним в тайне, — заверил его Чжао Пинфань.

Ицзун колебался, Чжао Пинфань повторил:

— Мастер, будьте спокойны, вы же для нас стараетесь, мы никогда не причиним вам вреда.

Ицзун, покачав головой, ответил:

— Не в этом дело.

И уже мягче добавил:

— Только из уважения к дружбе с Лао Чжао, я все- таки скажу, а верить или нет — это уже на ваше усмотрение. Чтобы побороть красное, нужно пробить красное.

— Что это значит? — спросил Чжао Пинфань.

— Надо найти девственницу.

Ли Аньбан очень удивился такому повороту. Итак, чтобы отразить удары трех стрел, следовало переспать с девственницей. Даже если представить, что политика и цвета действительно взаимосвязаны, Ли Аньбану показалось, что это перебор. Он посмотрел на Чжао Пинфаня, тот тоже выглядел озадаченным. Тогда Ли Аньбан спросил Ицзуна:

— Не мог бы мастер разъяснить, как это может быть связано между собой?

— Разве господин не знает, какого цвета стена, окружающая Запретный город[37]? Как только вы проткнете красное, все барьеры рухнут.

Ли Аньбан задумался. Стена, окружающая Запретный город, действительно была красного цвета. Но неужели красный барьер можно было сломать таким способом? Ли Аньбан ничего не смыслил в тех реакциях, которые происходили между цветами, а потому не знал, плакать ему или смеяться. Между тем Ицзун собрал в стопочку все четыре листа, давая понять, что прием окончен. Тогда Ли Аньбан сказал:

— Пусть мастер не сочтет меня надоедливым, но если даже представить, что такой способ окажется действенным, с ним связана немаленькая проблема.

— В каком смысле? — отозвался Ицзун.

— Где в наше время можно отыскать девственницу? Мы же не можем пойти в начальную школу? Это будет противозаконно.

— Если хорошенько поискать, то можно найти, не нарушая закона, — ответил Ицзун.

— Не мог бы мастер выразиться яснее? — попросил Ли Аньбан.

— Да простят меня за крамольные речи — в отсталых неразвитых районах.

С этими словами Ицзун поднялся со своего места. Ли Аньбану и Чжао Пинфаню пришлось последовать его примеру. Чжао Пинфань поспешно вытащил из портфеля завернутую в газету пачку денег и положил ее на стол. Ицзун на нее даже не взглянул. Втроем они вышли во двор; Ицзун подошел к курильнице, трижды поклонился, поджег четыре листа бумаги и бросил их внутрь курильницы догорать. После этого он сделал малый поклон и попрощался с Ли Аньбаном и Чжао Пинфанем. Когда Ли Аньбан и Чжао Пинфань отправились к выходу, Ицзун взял из рук девушки лейку и продолжил поливать во дворе цветы.

Выйдя за ворота и глянув на оживленную улицу, Ли Аньбан первым делом спросил Чжао Пинфаня:

— Этот Ицзун умеет хранить тайны?

— За это руководитель может не беспокоиться, он строго блюдет профессиональную этику: когда к нему приходят, задает вопросы, а когда уходят, тотчас все забывает. Разве вы не видели, что он прямо при нас сжег все четыре листа?

И тут же добавил:

— Все, кто к нему приходит — люди коварные, и у всех есть прикрытие. Не держи он рот на замке, его обители здесь бы уже давно не стояло. К тому же он сам просит хранить тайну, в этом плане он осторожничает даже больше, чем мы.

Ли Аньбан кивнул и снова спросил:

— А можно ли верить его брехне?