Таинственная лама и криминальная драма - Кэти Лав

– Но печенья ведь вам понравились, – весело возразила Джессика. В ее словах, однако, мне послышалось скрытое раздражение.

Элеанор смерила красотку преисполненным ненависти взглядом. Какой бы дряхлой она ни была, интонацию она уловила. Затем Элеанор повернулась к дочери:

– Ты говорила, у тебя сегодня много работы по дому. Что в таком случае здесь делают эти двое?

– Мы зашли посмотреть на волшебные одеяла, которые шьет Милли, – поспешила я прийти Милли на выручку. – Оливер в среду улетает в Лос-Анджелес, вот он и захотел купить себе одно.

Милли посмотрела на меня с удивлением, которое тут же сменилось благодарностью.

Элеанор, напротив, бросила на Оливера презрительный взгляд и фыркнула:

– И почему я не удивлена?

Оливер переглянулся со мной, как бы спрашивая: «Что, черт возьми, это значит?» Не то чтобы геи из Калифорнии были известны своей любовью к стеганым одеялам.

– Милли, я еще нужна тебе или могу идти? – спросила Джессика, которой явно не терпелось поскорей убраться из этого дома. Ровно как и нам.

– Нет. Приходи завтра посидеть с мамой, когда у меня будет женский кружок.

– Без проблем, – Джессика помахала нам рукой. Я позавидовала легкости, с которой та нашла способ сбежать. – До завтра, мисс Элеанор.

Не дожидаясь ответа, Джессика захлопнула за собой дверь.

– Устала. Пойду вздремну, – пробурчала Элеанор и зашаркала прочь из комнаты. По пути она вдруг неловко оперлась на свою трость и чуть не упала, в последний момент ухватившись за дверной косяк. Видимо, эти трости с четырьмя ножками не так уж и надежны. Милли бросилась к ней на подмогу.

– Мама, ты в порядке?

– Сколько тебе талдычу, мне нужна новая трость, – проворчала Элеанор.

Я пригляделась: одна из ножек у трости отвалилась – именно поэтому старуха и потеряла равновесие.

– Я помню. Обещаю, завтра сходим в аптеку, – придерживая маму под руку, Милли повернулась к нам. – Я оставлю вас на минутку? Доведу маму до комнаты.

– Конечно, – ответила я. – Нам с Оливером все равно уже пора. Не стоит нас провожать.

Милли кивнула, и они с мамой пошли по коридору.

Оказавшись на залитой солнцем улице, Оливер выдохнул:

– Пресвятые Саймон с Гарфанкелом, неужто мы наконец выбрались! И как только эта бедняжка выносит старую ведьму?

– Без понятия, – ответила я и направилась к нашим велосипедам. – Но сейчас я верю, что Милли не могла убить Клиффа. Он был для нее шансом сбежать отсюда. Уверена, она бы вышла за него, даже если б знала, что он охотится за ее деньгами.

Оливер сложил подножку у велосипеда и уселся в седло.

– Согласен. Мне вообще начинает казаться, что мерзкая старуха и сама могла порешить Клиффа.

Даже в это поверить теперь было легче, чем в причастность тихони Милли.

– Милли, значит, вычеркиваем, – заключил Оливер. Он катился под горку не крутя педали.

Вычеркиваем. Элеанор тоже. Какой бы противной она ни была – ей вряд ли удалось бы даже пройти по коридору со своей сломанной тростью и не убиться. Тут меня осенило, и я ударила по тормозам.

Увидев, что я остановилась, Оливер тоже резко затормозил, пустив велосипед небольшим юзом по гудрону.

– Все в порядке, Соф?

Я улыбалась, как ненормальная.

– Да. Я знаю, кто это сделал.

– Что?

Я не ответила, так как на всех парах уже мчалась домой.

Головную боль, на удивление, как рукой сняло.

– Клифф любил женщин помоложе, так? – спросила я у Оливера. – Готова поспорить, что деньги он все равно любил больше.

– ОНА ЗДЕСЬ, – я трепетала от волнения, словно девочка, которая только что увидела свою любимую принцессу в Диснейленде. Правда, передо мной была скорее злая мачеха.

Оливер тоже ее заметил.

– Очень надеюсь, ты не ошибаешься. Иначе нас обоих будут считать полоумными.

– Не ошибаюсь, будь уверен.

Я ни капли не сомневалась. Ночью меня осенило, кто убил Клиффа и зачем. Я настолько была в себе уверена, что попросила Джастина тоже вечером прийти в паб. Он долго отнекивался, но в конце концов согласился.

С собой я принесла улику – она, казалось, прожигала мне карман джинсов. Из-за неправильной формы этот предмет чуть выпирал, но я старалась не обращать внимания: вряд ли кто-то мог его заметить.

Сдвинув брови, Дин наблюдал, как я иду по пабу. Он будто почувствовал, что я что-то задумала. И был, безусловно, прав. Я намеревалась раскрыть убийство. Даже два убийства.

Я уселась за барную стойку, как будто я рядовой посетитель, который по традиции пришел во вторник на акцию «Два по цене одного». Рядом со мной расположился Оливер.

– Привет, – поздоровалась Джессика, которая сидела через стул от меня. – Не ожидала вас увидеть.

Я улыбнулась.

– Добрый вечер. Так вы же сами говорили, что по вторникам здесь самое веселое место в городе. А раз речь о моем пабе, вот я и зашла проверить. К тому же сегодня последний вечер Оливера.

Оливер помахал.

– Ага, завтра улетаю в Лос-Анджелес.

Джессика взяла бокал вина и сумочку и подсела ко мне. В этот вечер она вернулась к своему гламурному облику и, судя по всему, вышла на охоту. Обтягивающее красное платье подчеркивало округлости ее тела, а распущенные светлые волосы водопадом омывали обнаженные плечи. Ярко-красная помада выдавала в ней больше жесткость, чем страсть. И некоторое отчаяние, пожалуй.

Когда я впервые встретила Джессику, мне и в голову не пришло задаться вопросом: почему такая женщина до сих пор не замужем и работает сиделкой у ворчливой старухи? И то и другое казалось для нее противоестественным. Ей бы найти мужчину, готового полностью ее содержать.

Такого мужчину, как Клифф.

К нам подошел Дин с бокалом пино-нуар для меня и кружкой эля для Оливера.

– Люблю мужчин, которые знают мой вкус, – улыбнулся Оливер. Дин ничего не ответил, а лишь слегка поднял брови.

Я взяла вино.

– Давайте выпьем за то, что вы наконец избавились от Элеанор Холл.

Джессика поморщилась, но тоже подняла свой бокал.

– Не уверена, что хочу пить именно за нее. Однако это хороший повод расслабиться после стольких часов со старой ведьмой.

Она чокнулась с нами обоими и сделала большой глоток. На ее пальце снова блестело то огромное кольцо.

Пригубив, я поставила бокал на стол.

– Как давно вы на них работаете?

– Ну, несколько лет. Хотя здесь год идет за два.