Ангелы и Демоны - Дэн Браун

Он припомнил, что читал где-то об одном довольно забавномобычае Ватикана, связанном с передачей власти после кончины папы. Если памятьего не обманывает, то на период между смертью прежнего святого отца и выбораминового понтифика вся власть временно переходила в руки личного помощникапокойного папы — так называемого камерария. Именно он должен был заниматьсяорганизацией и проведением конклава вплоть до того момента, как кардиналыназовут имя нового хозяина Святого престола.

— Насколько я понимаю, в данный момент всеми деламиВатикана заправляет камерарий, — закончил американец.

— Il camerlengo? — недовольно скривившись,переспросил Оливетти. — Но наш камерарий — простой священнослужитель. Онне был рукоположен в кардиналы. Всего лишь личный слуга папы.

— Тем не менее он здесь. И вы подчиняетесь ему.

— Мистер Лэнгдон, — произнес Оливетти, скрестив нагруди руки, — да, это так. Согласно существующим правилам, камерарий навремя проведения конклава является высшей исполнительной властью Ватикана. Ноэто сделано только потому, что камерарий, сам не имея права стать папой, можетобеспечить независимость выборов. Это примерно то же самое, как если бы один изпомощников вашего президента временно занял Овальный кабинет после смертисвоего босса. Камерарий молод, и его понимание проблем безопасности, так же каки иных важных вопросов, весьма ограниченно. И по существу, в данный момент яявляюсь первым лицом Ватикана.

— Отведите нас к нему, — сказала Виттория.

— Это невозможно. Конклав открывается через сорокминут. Камерарий готовится к этому событию в кабинете папы, и я не намеренбеспокоить его проблемами, связанными с безопасностью. Все эти вопросы входят всферу моей компетенции.

Виттория приготовилась дать достойный ответ, но в этотмомент раздался стук в дверь, и на пороге возник швейцарский гвардеец при всехрегалиях.

— Е l'ora, comandante,[48] —произнес он, постукивая пальцем по циферблату наручных часов.

Оливетти взглянул на свои часы и кивнул. Затем он посмотрелна Лэнгдона и Витторию с видом судьи, определяющего их судьбу.

— Следуйте за мной, — сказал он и, выйдя изкомнаты наблюдения, направился к крошечному кабинетику со стеклянными стенами вдальнем конце зала.

— Мой кабинет, — сказал Оливетти, приглашая ихвойти. Помещение было обставлено более чем скромно. Стол, беспорядочнозаваленный бумагами, складные стулья, несколько канцелярских шкафов и прибордля охлаждения воды. Ничего лишнего. — Я вернусь через десять минут, —сказал хозяин кабинета. — А вы пока подумайте о том, как нам быть дальше.

— Вы не можете просто взять и уйти! — взвиласьВиттория. — Ловушка…

— У меня нет времени на пустые разговоры! —ощетинился Оливетти. — Видимо, мне придется задержать вас до завершенияконклава, после чего, как я полагаю, время у меня появится.

— Синьор, — сказал гвардеец, снова показывая начасы, — Spazzare di Capella.[49]

Оливетти кивнул и направился к двери.

— Spazzare di Capella? — переспросилаВиттория. — Неужели вы намерены заняться уборкой Сикстинской капеллы?

Оливетти обернулся и, сверля девушку взглядом, ответил:

— Мы намерены провести поиск разного рода электронных«жучков», мисс Ветра, дабы нескромные уши не прослушивали ход дебатов. Впрочем,вопросы скромности вам, по-видимому, чужды, — закончил он, взглянув наобнаженные ноги девушки.

С этими словами коммандер захлопнул дверь с такой силой, чтотолстое стекло панели задребезжало. Затем одним неуловимым движением он извлекиз кармана ключ, вставил его в замочную скважину и повернул. Тяжелая щеколда состуком встала на место.

— Idiota! — завопила Виттория. — Ты не имеешьправа нас здесь задерживать!

Через стекло Лэнгдон увидел, как Оливетти что-то сказалодному из гвардейцев. Швейцарец понимающе кивнул. Главнокомандующий армиейгорода-государства Ватикан направился к выходу, а подчиненный, с которым онтолько что говорил, развернулся и, скрестив руки на груди, стал за стекломпрямо напротив пленников. У его бедра висел довольно больших размеровревольвер.

«Замечательно, — подумал Лэнгдон. — Лучше, дьяволбы их побрал, просто быть не может».

Виттория испепеляла взглядом стоящего за стеклом дверистража. Тот отвечал ей тем же. Живописное одеяние часового совершенно несоответствовало его зловещему виду.

«Полный провал, — думала Виттория. — Никогда непредполагала, что могу оказаться пленницей клоуна в пижаме».

Лэнгдон молчал, и Виттория надеялась, что он напрягает своигарвардские мозги в поисках выхода из этой нелепой ситуации. Однако, глядя наего лицо, она чувствовала, что профессор скорее пребывает не в раздумьях, а вшоке.

Вначале Виттория хотела достать сотовый телефон и позвонитьКолеру, но сразу отказалась от этой глупой идеи. Во-первых, страж мог войти вкабинет и отнять аппарат, а во-вторых, и это было самое главное, директор кэтому времени вряд ли оправился от приступа. Впрочем, и это не имело значения…Оливетти был явно не в настроении вообще кого-нибудь слушать.

«Вспомни! — сказала она себе. — Вспомни, какрешается эта задача!»

Идея воспоминания была одним из методов философии буддизма.Согласно ему, человек, вместо того чтобы искать в уме пути решения сложнойпроблемы, должен был заставить свой мозг просто вспомнить его. Допущение того,что это решение уже было когда-то принято, заставляет разум настроиться на то,что оно действительно должно существовать… и подрывающее волю чувствобезнадежности исчезает. Виттория часто использовала этот метод, когда во времясвоих научных изысканий попадала в, казалось бы, безвыходную ситуацию.

Однако на сей раз фокус с «воспоминанием» дал осечку, и ейпришлось пуститься в размышления о том, что необходимо сделать и как этогодобиться. Конечно, следовало кого-то предупредить. Человека, который мог бы совсей серьезностью воспринять ее слова. Но кто этот человек? Видимо, все-такикамерарий… Но как до него добраться? Ведь они находятся в стеклянном, неимеющем выхода ящике.

Надо найти средство, внушала она себе. Средства длядостижения цели всегда имеются. Их надо только увидеть в том, что тебяокружает.