Лики смерти - Наталья Берзина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальше лабиринт стал совсем запутанным. Ходы, переходы, спуски, подъемы, больше часа бандиты ползали по ним, пока не собрались в небольшом зале.
– Я чувствую, он где-то здесь. Необходимо разделиться и найти во что бы то ни стало. За первое же сообщение о Вьюне плачу сотню баксов. Если зажмете его так, чтобы не смог уйти, – пятьсот. Но сразу говорю, мне он нужен живым. Должок у него. Запомните, он мой! – говорил Слон, размахивая фонарем.
Луч света выхватывал из темноты понурые грязные лица сообщников. Особого воодушевления его слова ни у кого не вызвали, даже названные суммы не обрадовали. Слон зло сплюнул. Наградил Господь дружками. Как выбивать бабки у торгашей на рынке, на это они горазды, а как дело подвернулось посерьезнее, струхнули. Ладно, коней на переправе не меняют!
– Все! Разобрались на тройки и двинулись вперед! И чтобы не ускользнул гад! Пошли, охота началась! – приказал Слон и, вынув из кармана пистолет, демонстративно передернул затвор. Остальные тоже достали стволы и ножи.
Снова узкие проходы, нависающий прямо над головой сводчатый потолок, лучи фонарей, рвущие темноту подземелья.
Автоматная очередь, короткая, злая, болью отозвалась в ушах Слона. Где-то слева суматошно захлопали пистолетные выстрелы. В ответ снова очередь и тишина. «Неужели он уже положил троих?» – кольнуло страхом в перевязанной голове. Развернувшись, Слон погнал парней на место короткого боя. Едва свернули за угол, впереди заплясал огонек, гулкие в тесноте прохода выстрелы ударили прямо по ним. Прижавшись к стене, Слон пригнулся, отбросил далеко в сторону фонарь, навел на пляшущий огонек пистолет, дважды выстрелил. В горле першило от кислого порохового дыма. Валяющийся возле противоположной стены фонарь бил беспощадным лучом света в темный закопченный потолок. Тишина звенела в ушах. Слон как можно тише лег на холодный пол и, не сводя пистолета с того места, где только что вырывался из автоматного ствола смертоносный огонек, затаился. Где-то за спиной раздавались истошные крики, одиночные выстрелы, топот ног, пока, наконец, в конце коридора не заплясали лучи фонарей. Сразу несколько человек бежали на помощь. Стараясь не дышать, Слон двумя руками удерживал ставший странно скользким и тяжелым пистолет. Автоматная очередь, на этот раз довольно длинная, взорвала темноту. В отблесках огня Слон увидел силуэт врага и торопливо, несколько раз нажал на спуск. За спиной слышались крики и стоны раненых. Кто-то палил по Вьюну, глупо, не прицельно, лишь бы выстрелить. Пули высекали искры из древнего, крепкого, как гранит, кирпича, с визгом уносились рикошетом в пол, в потолок, были едва ли не по стреляющим. Слон, видя, что не попал, снова начал упорно ловить на куцую мушку ослепительный оранжево-красный огонек автомата. Вдруг его что-то подняло с пола, перекрутило несколько раз и с силой швырнуло на стену. Грохот взрыва, обрушился на него, разорвал барабанные перепонки, выдавил кровь из глаз. Нестерпимо яркая вспышка озарила древние стены. Следом навалилась темнота. Последнее, что успел разглядеть Слон, был Вьюн, скорчившийся с автоматом в руках в нише стены.
Сначала наступила тишина. Только что-то похрустывало, будто сухое печенье. Затем что-то упало, следом еще, еще. Зашуршало, поползло. Слон почувствовал, как на ноги наползает неизвестно откуда взявшийся песок. Попробовал ползти, но непослушные ноги и руки не могло найти опоры. Песка оказалось слишком много, он уже засыпал Слона до пояса и вдруг остановился. В голове нарастал какой-то шум, острая, нестерпимая боль раскаленным шилом проткнула мозг… сознание померкло.
Сергей вошел в палату Владиславы Леонардовны уверенно и решительно. Подхватив на ходу стул, подсел к постели женщины и мягко накрыл сухонькую руку старушки своей сильной ладонью. Ему было приятно видеть, как исстрадавшееся лицо больной осветила добрая улыбка.
– Как наши дела? – первым делом спросила Владислава Леонардовна.
– Достаточно неплохо. О переводе пенсии в наш город я договорился. Ваши сбережения мы так же переведем в любой банк, какой скажете, для этого мы в день отъезда заедем в банк и оставим соответствующие распоряжения. Далее, с выпиской и пропиской несколько сложнее, но и тут удалось договориться, вас выпишут отсюда по запросу из нашего города. С милицией я этот вопрос утряс. У меня для вас есть еще одна приятная новость. Вы в курсе того, что являетесь владелицей не только дома, в котором жили, но и соседнего, принадлежавшего вашему брату?
– Но там же Саша! – удивилась Владислава Леонардовна.
– У него нет претензий, тем более что по закону все, и участок, и оба дома, принадлежит вам.
– А как же он? Разве у него нет никаких прав?
– Саша не стал претендовать на дом. Он отказался в вашу пользу, впрочем, если вы позволите, Марина изъявила желание оставить часть клада ему.
– Конечно! О чем может идти речь! Любое благородное деяние должно быть вознаграждено! Ведь, по сути, он единственный, кто пусть изредка, но навещал меня в этой богадельне.
– В таком случае я вас оставлю. Переговорите с Мариной по поводу отъезда. Я предлагаю не затягивать с этим и выехать завтра, как только будут готовы все необходимые документы.
Распрощавшись с Владиславой Леонардовной, Сергей покинул палату, оставив Марину наедине с бабушкой. Он вернулся в машину и, откинувшись на спинку сиденья, улыбнулся. «В принципе все не так уж и плохо. По крайней мере, бабушка на моей стороне! А Марина вполне могла сказать о несчастном случае только из чувства самосохранения. При любом раскладе нельзя опускать руки. Я должен добиться ее. Просто потому, что не смогу без нее жить!» – думал Калиновский, крутя в пальцах сигарету.
Суматошный день не прошел без следа. Сунув так и не зажженную сигарету в пепельницу, Сергей закрыл глаза и попытался проанализировать проделанную работу. Вроде он все сделал правильно, но оставалось чувство неудовлетворенности. Почему-то хотелось посетить место, где произошло то самое, что так потрясло его. Вопрос, как к этому отнесется Марина. Сергей не знал, как ей предложить поездку на пожарище. Но самому ему безумно хотелось заново пережить те ощущения, которые так взволновали его. Сидя в машине с закрытыми глазами, он явственно видел звездное, безумно высокое небо, шевелящиеся тени деревьев, слышал шелест травы, чувствовал будоражащий разум шепот Марины, ощущал летучие, невесомые прикосновения ее необычайных рук. Сердце взволнованно билось в груди, ладони стали горячи, губы невольно подрагивали. Его тянуло туда, словно преступника на место преступления. А может быть, он таковым и являлся? Разве не преступление – воспользоваться минутной слабостью девушки, пережившей погребение заживо? Их ведь спасло только чудо! Когда он попытался пробиться наверх через лаз, по которому они проникли в подвал, сразу понял тщетность своих попыток. Крепкие двухдюймовые дубовые доски – совсем не то, что стелют нынче на пол. Долбя их тяжеленным насосом, он оставлял лишь малозаметные царапины, слишком незначительные для того, чтобы в обозримом будущем разбить хотя бы одну. А то, что в этом удивительном доме есть древний подземный ход, ему даже не приходило в голову. Интересно, кем же был дед, а в особенности прадед Марины, если так основательно обустроил свое жилище? Явно он опасался чего-то. Значит, у него были на это определенные основания. Просто так, за здорово живешь, ни один нормальный человек не стал бы делать громадную, непосильную работу. Тем не менее он загодя, еще во время строительства дома, все продумал и выполнил намеченное. Один только схрон, запрятанный так, что, если бы не случайность, Сергей никогда бы его не нашел, даже расшифровав достаточно заковыристое послание. Чего стоит это удивительное и в то же время оригинальное решение – собственный водопровод в подвале дома, а двухъярусная печь? Такого он, профессиональный архитектор, изучивший в свое время особенности всевозможных жилищ, ни разу не встречал ни в литературе, ни в иных источниках. Но все эти странности были сущим пустяком в сравнении с теми чувствами, которые он испытывал к Марине. Марина – от одного только имени сладко замирало сердце. Там, в темном ночном саду, она вся целиком принадлежала ему. Нежная, покорная, требовательная, ненасытная, скромная и распущенная одновременно…