Милые женушки - Эбби Дрейк

Дана знала, как нужно искать в «Гугле», поэтому набрала: «Торговцы восточными коврами Ньюбери-стрит Бостон». Программа тут же выдала список; ей пришлось посидеть на телефоне, благодаря Стивена и Сэма за то, что они решили покатать шары в клубе. Она не хотела, чтобы кто-нибудь из них – особенно Стивен – думал, что теперь она сомневалась насчет Китти.

– Здравствуйте. Я живу в Нью-Фоллсе, Нью-Йорк, и мне вас рекомендовали…

Один задругам торговцы отвечали, что в Нью-Йорк они не поедут, потому что это не их территория, словно бы они торговали кренделями с тележек на Манхэттене и им не позволяли соваться на чужие улицы.

В «Бангс энд Холфилд» был иной ответ.

– Да, у нас есть несколько клиентов в Нью-Йорке, – ответил приятный женский голос.

Дана замерла.

– Я живу в Нью-Фоллсе, – начала она. – На самом деле мне вас рекомендовала моя подруга Китти Делано. Кажется, она хотела продать вам несколько ковров. – Дана ждала ответа.

– Простите, – сказала женщина. – Мне незнакомо это имя.

Дана положила трубку, потом попыталась еще несколько раз.

– Мы не ездим в Нью-Йорк.

– Вы можете приехать в Бостон?

И тут:

– Ах да, миссис Делано! Как она поживает? Мы приезжали на прошлой неделе, но там случилось что-то ужасное. Везде были полицейские машины. Я звонил, чтобы перенести встречу, но она сказала, что сама перезвонит нам. Думаю, что мы, возможно, могли бы заняться и вашим делом…

– Спасибо, я вам перезвоню, – ответила Дана. Она повесила трубку, удостоверившись, что Китти говорила правду.

Ей было наплевать на то, что говорит Стивен.

Из-за чувства ли вины перед Китти, которая когда-то спасла ей жизнь (интересно, она бы действительно могла «справиться» сама?), растущих сомнений насчет Бриджет (из всех них Бриджет была ее лучшей подругой, не так ли?) или просто потому, что Дана была рассержена на Стивена из-за того, что тот рос в благополучной семье с достатком и не знал, что такое настоящее страдание и боль, но Дана решила нанять Китти адвоката – такого, который по крайней мере мог разобраться в том, кто нажимал на курок, а кто нет.

История с коврами добавила Дане решимости.

Однако Дана никогда не шла против желаний Стивена. Ну, однажды она уговорила Майкла поступить в аспирантуру Северо-Западного университета, хотя Стивен настаивал на том, чтобы он поступал в Уортон, его альма-матер.

Но Майкл уже ездил в Чат и в Йель, и Дана решила, что пора ему выбираться из Новой Англии. Она хотела, чтобы он испытал жизнь на Среднем Западе поближе к тем местам, в которых выросла она сама, поближе к тому, что имело значение для нее, когда она была молода, – музеям, музыке, театру, хотя Майкл и не был похож на нее.

Дана торжествовала победу над Стивеном. Ее победа стоила ей трех недель безразличия и двух лет колкостей, которые были совсем не в его характере.

Так что теперь, в добавление к долларам и центам, она и понятия не имела, чем ей это грозит. Бриджет могла бы сказать, что Дане надо просто предложить ему почаще заниматься сексом. Но она не собиралась рассказывать ничего Бриджет, к сожалению, ей некому на самом деле довериться.

– Сэм, – будила она сына следующим утром, после того как Стивен уехал в офис, а не в аэропорт – для разнообразия. – Просыпайся. Мне нужна твоя помощь.

Один душ и две чашки кофе «Старбакс» спустя Сэм ставил свой «ранглер» на парковку возле здания на Уолл-стрит, в котором работал Майкл.

– Не понимаю, почему ты просто не позвонила ему, мам, – удивлялся он, когда они шли по дороге от парковки к зданию. – Если он помнит имя этого парня, так он бы сказал тебе его по телефону.

– Надеюсь, этот адвокат сможет встретиться с нами, если узнает, что мы в городе, и поймет, что это важно.

– Если есть хоть малейший шанс, что он вообще доступен, – сказал Сэм с кривой улыбкой.

Офис был в черно-белых тонах, сплошной металл и стекло. Дана почувствовала гордость за то, что Майкл – ее сын! – достиг столь многого. И вот он появился в приемной, одетый в «Армани», который они подарили ему на прошлое Рождество. Он выглядел таким привлекательным! Таким успешным!

– Мама? – спросил он. – Что случилось?

– Ничего, – ответила Дана, подавляя улыбку. – Все в порядке. Но мне нужно имя адвоката для Китти Делано. Я подумала о том человеке, с чьим сыном ты вместе учился в школе.

Майкл сложил руки на груди и посмотрел на Сэма, который пожал плечами.

– Ты провела столько времени за рулем, чтобы приехать в Манхэттен и узнать чье-то имя?

– Ну да. Только, скорее, Сэмюель был за рулем.

Он стал смотреть на них обоих.

– Я очень занят, мам. Кроме того, ты считаешь, что вмешиваться в это дело – хорошая идея?

Дана забыла, что он сын и Стивена тоже.

– Имя, прошу тебя.

Он вздохнул, словно был старым человеком.

– Мам, – снова сказал Майкл, – я не могу.

– Все, что мне нужно от тебя, – чтобы ты позвонил ему. Подготовил почву. Понимаешь?

– Нет, – слишком быстро ответил он. Дана моргнула.

– Нет?

– Дело в том, что отец мне уже звонил сегодня утром. Он предупреждал, что ты попытаешься сделать что-то подобное.

Видимо, кто-то включил отопление на слишком большую мощность. Дана почувствовала, как на щеках появляется румянец, в то время как ее глаза прицельно смотрели на ее старшего сына.

– Ты хочешь сказать, что твой отец велел тебе не помогать мне? – Стивен, ее совершенный муж? Отец ее совершенных детей?

Майкл смущенно усмехнулся.

Сэм усмехнулся нервно.

Они все были против нее, все до единого.

Дана так разозлилась, что даже не попрощалась. Она развернулась и замаршировала назад к лифту. Сэм догнал ее, только когда она вышла из здания.

– Мам… – попытался он успокоить ее.

Но Дана покачала головой. Она не хотела говорить с ним и вообще ни с кем из них. Впервые в жизни Дана чувствовала себя недооцененной, ненужной, совершенно не необходимой женой.

– Если хочешь, можем поехать пообедать куда-нибудь, – предложил Сэм, пока Дана решительно шла к машине. Какой милый мальчик Сэм. Если бы он только знал это имя, он ведь сказал бы его ей, правда?

Она снова покачала головой, сошла с обочины и стала ждать, пока проедет лимузин. После того как он проехал, она вгляделась в него пристальнее.

– Это же машина Мичемов, – сказала Дана, забыв, что не желает ни с кем разговаривать.