Милые женушки - Эбби Дрейк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стивен тоже пожал ему руку, кивнул, а потом перевел глаза на Дану, которая не знала, что сказать. Сэм вышел у него из-за спины:
– Извини, мам. Я не слышал из гостиной, что происходит. Я выглянул и слушал у окна. – Он указал на окно в другом конце комнаты, которое было открыто, чтобы впустить в дом свежий весенний воздух. Все перевели взгляд на окно, потом назад на Сэма. – Наверное, тогда-то отец и вернулся домой.
– И, я думаю, нам уже пора, – засуетилась Бриджет, запахивая свое пальто, чтобы закрыть шелк.
– Я с вами, – сказала Лорен. – И расскажи мне все о раке, прежде чем сесть в машину. – Она выбежала следом за Хэйнзами и закрыла входную дверь.
– Так, – сказал Стивен, – видимо, я умею правильно выбирать комнату. Господа? Не желаете присоединиться ко мне за бурбоном?
– Спасибо, нет, – отказался детектив Джонсон. – Думаю, ваша жена уже достаточно на нас нагляделась.
– Наоборот, – возразила Дана, потому что казалось, что больше никаких секретов не было, кроме того, куда она вчера ночью ездила с Бриджет, но им она говорить об этом не собиралась. – Вам, может быть, будет интересно увидеть те данные, которые собрал мой сын.
Гайд-парк в Нью-Йорке был знаменит тем, что там родился Франклин Д. Рузвельт, а также как «летний Белый дом» во время его президентства. Еще он был знаменит своим Кулинарным институтом Америки, поместьем Вандербильта и виноградниками Клинтона, которые не имеют никакого отношения к другому известному президенту. Эту область обслуживают три больницы, две газеты, две библиотеки (плюс одна президентская) и четырнадцать церквей, из которых только одна католическая.
Обычно Дана не стала бы волноваться из-за визита в дом престарелых. Ее отцу сейчас где-то под восемьдесят – если он все еще жив. Он мог бы быть в доме престарелых, но и этого она наверняка не знала.
Нет, думала Дана, паркуя машину и входя следом за Китти в дверь, при обычных обстоятельствах она не испытывала бы волнения, входя сюда. Однако на этот раз она была рада уехать из города, от размышлений и от пустых разговоров об убийстве Винсента.
Мать Китти дремала в солярии, но они могут разбудить ее, сообщила сестра за столом в приемной.
Застеленный ковром коридор был просторный и светлый. Он не был полон людей с поникшими головами в инвалидных креслах, как ожидала Дана, а был украшен пастельными красками весенних цветов и видами Гудзонской долины. Если ее отец и в доме престарелых, то вряд ли в этом.
– Мам? – позвала Китти, и Дана зашла за ней в приятную комнату в персиковых тонах, украшенную сочными растениями, а в дальнем углу стоял кабинетный рояль.
«Мам» сидела за инструментом, одинокая фигура в одинокой комнате. Она оглянулась и помахала рукой.
– Я здесь! – радостно воскликнула она. – Я вижу, ты привела подругу.
Китти поцеловала мать в щеку.
– Мам, это Дана. Дана, знакомься, это моя мать, Мьюриел Долтон.
Дана вдруг подумала, что до этого момента она не знала девичьей фамилии Китти. С другой стороны, никто в Нью-Фоллсе, кроме Стивена, не знал, что она когда-то была Даной Кимбалл и о том, какое это было бремя. Она взяла руку женщины и улыбнулась:
– Здравствуйте, миссис Долтон.
Женщина была маленькой и худой, такой же стала и Китти за последние несколько месяцев. На ней было платье в синий цветочек, и пахло от нее чем-то похожим на детскую присыпку.
– Спасибо, что пришли, – сказала она Дане, а затем уронила руку и снова повернулась к Китти: – Как там дети?
– Нормально. Просили передать привет. Видимо, миссис Долтон не знала, что «дети» почти не общались с Китти.
– А Говард? Как там Говард?
Говард? Она имела в виду Винсента? Она не знает, что они в разводе? И всего остального тоже?
– С Говардом все в порядке. Он бы пришел, но он очень занят в ночном клубе.
Дана перестала спрашивать себя, что это еще за Говард и о каком «ночном клубе» шла речь. У Китти, возможно, есть брат – так же как отец у Даны, – о котором она никогда не говорила, потому что это один из семейных секретов.
– Сестра сказала, что ты дремлешь.
Мать Китти махнула рукой и тихонько засмеялась.
– Когда я не играю на рояле, они думают, что я сплю. Так они хотя бы не докучают мне.
Дана стала кивать вслед за Китти – словно бы они обе прекрасно понимают ее.
– Хочешь, я сыграю? – спросила миссис Долтон. – Вдруг твоей подруге понравится моя импровизация на тему Гленна Миллера? – Ее глаза сверкали, то ли от восторга, то ли от лекарств.
– Было бы неплохо, – ответила Дана прежде, чем Китти успела рот раскрыть.
Миссис Долтон снова улыбнулась. Она занесла руки над клавиатурой и затем начала играть.
– «Лунная серенада», – объявила она, но звуки, которые она извлекала из рояля, совсем не походили на классику, и на музыку вообще. Узловатые пальцы бряцали, шарили и ударяли по клавишам, извлекая один дисгармоничный звук за другим.
Дана посмотрела на Китти, которая отвела глаза, сложила руки на груди и подошла к окну, затем села и стала ждать.
Позже, когда они снова оказались в машине, Китти поблагодарила ее за то, что она была такой терпеливой.
– Я должна была предупредить тебя, – сказала она. – У моей матери расстройство рассудка.
– Но она выглядит вполне… нормальной.
Китти кивнула, и ее глаза наполнились слезами.
– Она считает, что я Элис. Элис – это моя сестра.
– Элис? Я не знала, что у тебя есть сестра.
– Она переехала в Батон-Руж. Вышла замуж за музыканта, которого боготворила моя мать.
– Говарда.
Китти кивнула.
– От Элис не было никаких вестей вот уже много лет. Может быть, она уже умерла.
Теперь все понемногу начато проясняться для Даны.
– Это место, в котором содержится твоя мать, довольно симпатичное. Наверное, это очень дорого. – Последнее предложение выскочило, словно герпес.
– Да, – сказала Китти. – Но платил Винсент.
Винсент?
– Это было частью договора о разделе имущества после развода, – добавила Китти. – Вместо алиментов он решил оплачивать долговременный уход за моей матерью.
– Но я думала, он был на мели…
– Таким людям, как Винсент, стоять с протянутой рукой не приходится.
Дана принялась размышлять над этим, словно бы она была Сэмом. Что за ерунда? Если Китти хотела, чтобы Винсент заботился о ее матери, почему она не сказала об этом полиции? Разве это не помогло бы доказать ее невиновность?