Отторжение - Элисабет Осбринк

Многие “новые христиане” постепенно поверили в страдания Иисуса на кресте и в триединство. Кто-то из них даже стал епископом или занял другие высокие посты в церковной иерархии (не те, разумеется, кто принял христианство чуть не на плахе, нет; сменилось три поколения). Образованные люди с незапятнанной репутацией.

Но теперь все они поставлены под сомнение – такие ли уж они христиане, как хотят казаться? Не прячется ли за христианским фасадом их зловредная еврейская сущность? Не бормочут ли они свои молитвы, читая вслух “Аве Мария”? Не угадываются ли тайные знаки насмешки и неприятия, когда они осеняют себя крестом?

А обычные люди? Не теологи, не священники? Необразованные ремесленники, городские нищие и те, кто еле сводит концы с концами? Им внушают, что человек, принявший чужую веру под угрозой смерти, не мог сделать это чистосердечно. А что? Вполне возможно: их религиозность притворна, они только делают вид, что сменили веру, а на самом деле происходит вот что: на глазах у “чистых” христиан совершается чудовищный обман. Испанским властям не давали покоя сомнения в искренности обращенных. Теологи ломали головы весь пятнадцатый век, не спали ночью и нервничали днем.

Этому решили положить конец. Надо провести расследования, слушания и допросы.

Поэт Самуил Уске (тоже “новый христианин”) в сочинении “Утешение скорбям Израиля” описывает эпизод, когда испанский король просит главу католической церкви в Риме прислать им дикое и свирепое чудовище и подробно описывает, каким оно должно быть, по его представлениям. Видом странное и страшное настолько, что боязно даже имя его назвать. Внешность его – смесь железа и яда, тело покрыто стальной чешуей. Оно летает на тысяче черных крыл или шагает по испанской земле на тысяче ног. Все, чем питается это чудище, – огонь, на котором заживо сжигают еретиков.

Инквизиция.

Инквизиторы всегда начинали одинаково. Выбирали место для охоты на неверных христиан, город или провинцию, и давали жителям некоторое время, чтобы признать грехи. Собственно, не любые грехи, а только те, что связаны с исповедованием какой-то иной религии, кроме католического христианства. И даже не какой угодно религии, а именно иудаизма. Катрин выписала список провинностей, по которым легко распознать еврея.

Кто есть еврей?

Тот, кто соблюдает субботу, тот иудей. Тот, кто в пятницу готовит столько еды, чтобы хватило и на субботу, тот иудей. Тот, кто удаляет жилы и жир с мяса, тот, кто не ест свинину, зайчатину, крольчатину, удушенных птиц, угря, осьминога, рыбу без чешуи, как предписывает иудейский закон, – тот иудей. Тот, кто поминает родителей вареными яйцами и оливами, тот иудей. Тот, кто не ест мясо, пока вся кровь из него не вытечет, тот, кто ест мясо во время христианских постов без особого на то разрешения, тот иудей. Кто отмечает праздник шалашей поеданием листьев салата, сельдерея или горьких трав, – тот есть иудей.

Немедленно посыпались доносы. Соседи доложили, что дети Хуаны Нуньес целуют ей руку при встрече, причем целуют “на еврейский лад”, а она кладет им руку на голову и при этом не крестит. В пятницу устроила уборку и принимала ванну с подругами – так поступают только евреи в канун субботы. А в субботу ничего не делала, ссылалась на головную боль.

Очень похоже на тайные иудейские обряды. С Хуаной обошлись довольно мягко: присудили к домашнему аресту, приказали носить позорный колпак и запретили надевать украшения. Поскольку ее муж успел сбежать в Португалию, на костре сожгли соломенное чучело с его именем на груди.

Другая женщина, Беатрис Нуньес, продолжала готовить еду по еврейским правилам, хотя приняла католическую веру. На нее донесла служанка. Инквизиторы составили подробный список улик: баранина, нут, крутые яйца. Решающее доказательство: рагу приготовлено в пятницу вечером. Беатрис Нуньес заживо сожгли на костре.

Именно это блюдо, самое обычное рагу из баранины, адафинан, стало неоспоримым доказательством тайного иудаизма. Как и альбондигос, мясные фрикадельки. Оливковое масло – тоже верный признак, испанцы готовят на свином сале. Именно кулинарные традиции стали центральным пунктом в поисках нераскаявшихся грешников, только притворяющихся христианами, а на самом деле придерживающихся старой веры. Многие “новые христиане” взяли за привычку есть на веранде, чтобы всем прохожим было видно, что они едят свинину. Свинину в самых разных вариантах – жареная, вареная, копченая и вяленая. Таких стали называть мараны (marranos – свиньи).

Чудище инквизиции брело по Иберийскому полуострову, пожирая все больше человеческих жизней. Крестившиеся мусульмане и атеисты тоже пострадали, но главными жертвами стали все те же “новые христиане” – их подозревали, что они втайне исповедуют ненавистный иудаизм.

И вот что странно – тревога не утихала. Инквизиция, как теперь кажется, дала противоположный результат. Чем больше преследовали и казнили, тем больше нервничали власть имущие, тем больше боялись “еврейского влияния”. С каждым сожженным заживо (и в Куэнке тоже горели костры инквизиции, на Plaza Mayor, Большой площади, перед кафедральным собором), с каждым выкопанным и сожженным трупом, с каждым ограбленным и изгнанным “новым христианином” беспокойство властей росло. В конце концов пришли к выводу: евреи не могут стать настоящими христианами. Что-то им мешает, и это что-то – сами евреи.

В стране все еще жило больше ста тысяч евреев, и их существование – так решили придворные теологи – не позволяет достичь желанной чистоты христианской веры. И в итоге королева Изабелла и король Фердинанд решили проблему радикально: повелели изгнать евреев из страны.

Указ был подписан 29 апреля 1492 года. В день рождения Катрин. Евреям было дано три месяца: убирайтесь из Испании или умрите.

Когда Христофор Колумб пустился в свое первое путешествие в августе того же года, ему пришлось готовить экспедицию в крошечном приморском городке Палос – крупные гавани были забиты еврейскими беженцами. Кстати, благословившая его путешествие королева Изабелла попросту не знала, что в море отправляется крещеный генуэзский еврей.

Кто-то попал в Португалию, кто-то в Италию и Нидерланды, некоторые перебрались в Палестину. Многие оказались в Османской империи, там евреев встречали с распростертыми объятьями. Селились в Северной Африке, в Стамбуле, в Смирне, в Алеппо, в Багдаде. В этой волне оказались и предки Катрин – вместе с еще двадцатью тысячами беженцев они очутились в городе Салоники. Все их имущество уместилось в торбы из грубого холста. Там же лежали и ключи от их дома в Куэнке. Дом, сад, ослы и козы, мебель – все, что нельзя было погрузить в эти торбы, досталось испанцам.

Французский дипломат и ученый Никола де Николе, посетивший Салоники примерно через десять лет после изгнания, писал:

Среди них множество искуснейших ремесленников и художников. Прискорбно, что они делятся с турками самыми новейшими изобретениями, в том числе военными. Учат делать порох, пушки и мушкеты, чем, нельзя не признать, наносят изрядный вред христианскому миру. Они также основали гутенберговские печатни, чего никогда не было в этих краях, и теперь издают книги отменно красивыми буквицами на разных языках – греческом, латыни, италийском, испанском и иврите. Это занятие кажется им совершенно натуральным.