Другие места - Николай Фробениус

Они сидят и играют в карты, сын и отец.

Странное двойное изображение. Отражение снимающего накладывается на играющих в карты. Мальчик, раскладывающий на столе карты, как две капли воды похож на уменьшенную копию снимающего.

Я наклоняюсь и выключаю телевизор.

Я швыряю компьютером в дверь. По полу разлетаются осколки стекла и куски пластмассы.

Никто не отвечает.

Сижу на диване и думаю.

Мне хочется спать. Я закрываю глаза, но вижу перед собой мальчика, играющего в карты с отцом. Пытаюсь думать о Хенни. О ее руках, тонких запястьях. Губы ее произносят фразу, но я не могу понять, что она говорит.

Все исчезает.

Я дрыгаю в воздухе ногами и просыпаюсь на полу, в голове у меня туман.

Ем кусочки сахара.

Что сейчас, ночь?

Повсюду тихо.

«Это твой дом. Не надейся, что кто-нибудь придет сюда».

Я допиваю из бутылки последние теплые остатки колы.

От жажды у меня уже горит весь рот.

Большая блестящая дверь.

Тишина.

Я стучу в стены.

Никто не слышит.

Я хожу по комнате и строю планы побега. Пожар. Лопается водопроводная труба, вода заполняет комнату, течет между половицами в остальную часть здания.

Комендант здания. Я вижу его лицо. Он медленно спускается по лестнице. Слышит звук текущей воды.

Открывает дверь своим ключом. Вода бурно вырывается наружу.

Мысли плывут вместе с водой.

Тело вяло пытается поспеть за мыслями.

Сижу на диване. Снова засыпаю.

Какое сейчас время суток? Когда я проснулся? Компьютер и телевизор разбиты.

Самое страшное – это просыпаться.

Цементный пол, серые стены. На полу обломки разбитых вещей. Это все.

В углу висит нагреватель для воды. Под потолком. Почему он висит там? Воды в подвале нет. Я нахожу щетку на длинной ручке, швабру, и начинаю бить ею по нагревателю. Белая эмаль откалывается. Я бью сильнее. Ручка швабры ломается, в палец впивается заноза, течет кровь.

Брошенный стул летит через всю комнату. Нагреватель срывается с крепления. По стене течет вода. Растекается по полу. Я сижу на диване и смотрю на растекающуюся воду. Она образует на полу лужу. Я поджимаю ноги. Сижу и смотрю на воду.

Но вдруг она перестает течь.

Маленькая лужица тепловатой воды. Это все. Никакого наводнения, ничего похожего. Только маленькая лужица.

В подвале становится холодно, я укрываюсь подушками с дивана. Чувствую, что наступила ночь. От лужи на полу тянет холодом.

Смотрю на пустую бутылку. Роберт не пил ничего. Все выпил я.

Какой же я дурак!

Я вспоминаю вкус тепловатой колы. И понимаю, что это был вкус снотворного.

Он много лет следил за мной. Поэтому он не удивился, когда я позвонил ему. Он знал, что я позвоню, рано или поздно. Он жил в ожидании этого разговора и точно знал, что он скажет и что сделает.

У него все было обдумано заранее, все, до мельчайших деталей. Все подготовлено. Он все продумал. Я – его безумие.

Комната превратилась в вакуум. Я лежу и смотрю на блестящую дверь. Здесь все было продумано заранее. Он знал, что я буду чувствовать и как буду действовать.

Мне не хочется думать об этом. Я встаю и начинаю бегать по кругу. После нескольких кругов силы оставляют меня.

Не могу. Ничего.

Жажда.

Мамино лицо. Она лежит на кровати в старом халате. Я ложусь на кровать рядом с ней, прижимаюсь лицом к ее спине. Слушаю за ребрами ее дыхание. Ток крови.

Она говорит:

– Ты сможешь, если захочешь.

Я вскакиваю и начинаю колотить в дверь. Колочу кулаками по металлу. До крови обдираю кожу.

Опускаюсь на пол, бранюсь и плачу. Боль, как электрический ток, пробегает по телу.

Слизистая горит.

Чертова жажда.

Здесь ничего нет.

Все вычищено, выскоблено.

Я испытываю только жажду.

Это не сон. Я не сплю.

Есть другой.

Сны. Нет. Есть. Один. Другой.

Я фантазирую.

Кажется, это так называется.

Это.

То, что я делаю.

Мысленно. Изображаю движения, дороги, дом.

Фонарь!

Смотри! Там! Река и мост.

Я перехожу через мост и попадаю в маленький деревянный городок.

Раннее утро.

Я искал мать Роберта, Гюнн Аск. Перешел через мост. Грохот водопада оглушил меня, несколько минут я стоял и смотрел на несущуюся в белом наряде воду. Старый город с запутанными кварталами желтых деревянных домов. Я чувствовал, что за маленькими окнами кто-то прячется и наблюдает за мной.

Я смотрел в землю, мне хотелось убежать прочь.

Узкая, посыпанная гравием дорожка вела к дому, в котором жила Гюнн Аск. По обеим сторонам дорожки росли березы. Я остановился, чтобы все рассмотреть: сарай, жилой дом. Когда-то это была маленькая ферма, подумал я.

Перед крыльцом был припаркован хилый «фольксваген». В переднем крыле зияла дырка. Дверца машины была отворена. Наверное, она забыла ее запереть. Я подошел к машине. Через стекло увидел на переднем сиденье что-то красное. Футляр для ключей, подумал я и заглянул в машину. Поднял футляр для ключей, он был гладкий и мокрый, я поднес его к глазам.

Это был человеческий язык.

С языком в руке я пошел к дому. Открыл дверь, вошел в прихожую. Громко позвал ее: Гюнн, Гюнн, но мне никто не ответил. Я заглянул в кухню. Там пахло свежим хлебом. На кухонном столе лежала раскрытая газета. В этой уютной кухне никого не было. Лестница вела на второй этаж.

Я открыл двери спальни.

Она лежала на животе. Ее одежда была изрезана в клочья, на меня смотрела голая спина, ляжки и голени. Я подошел к Гюнн Аск. В ее коже виднелись крохотные дырочки, как от сотни булавок. Я выронил язык. Он покатился под кровать.

Взяв Гюнн за плечи, я повернул ее на спину. Рот ее был широко открыт, языка в нем не было.

Послышался звук сирен, я испугался и выбежал из дома, побежал в лес. Нашел домик в лесу.

Отец стоял у окна и курил. Пускал струи дыма в оконное стекло. Я подошел к самому окну.

Он смотрел на меня сверху вниз.

– Это ты ее убил? – спросил я.

Он кивнул.

– Зачем? – спросил я и заплакал.