Четыре ветра - Кристин Ханна

Он весь горел. Она потрогала его горячий лоб.

– Я здесь, Энт. Мы все здесь.

Лореда села на край койки.

– Мы с тобой в шашки сыграем. Я тебе поддамся.

Энт зашелся в судорожном кашле.

Вскоре Роуз вернулась с доктором. Она вцепилась в его рукав мертвой хваткой. Конечно же, Роуз отловила бедного доктора и притащила к внуку, в ней еще оставался боевой задор. Элса не понимала, как ей это удается.

Доктор наклонился к Энту, померил температуру. Закончив с осмотром, он вздохнул:

– Ваш мальчик серьезно болен, как вы, конечно, и сами знаете. Высокая температура, силикоз в тяжелой форме. Пыльная пневмония. В пыли прерий полно кремния. Он накапливается в легких и разрывает альвеолярные мешочки.

– И что это значит?

– Человек вдыхает пыль, глотает ее. Наполняется ею. По-другому не скажешь. Но вы правильно сделали, что привезли его сюда. Это лучшее место в городе в пыльную бурю. Обещаю, здесь за ним будет хороший уход.

Доктор посмотрел на койки с хрипящими, кашляющими, обессиленными пациентами и добавил:

– Постарайтесь не волноваться.

– Он умирает? – тихо спросила Элса.

– Пока нет. – Доктор легонько сжал ее плечо. – Ступайте домой, я ему помогу.

Элса так и стояла на коленях у кровати. Она уткнулась лицом в горячую шею сына, прошептала:

– Я здесь, малыш. Я тебя люблю.

Роуз осторожно подняла невестку. Элса изо всех сил старалась не закричать, не потерять над собой контроль. У нее хватило мужества посмотреть в грустные глаза свекрови.

– У нас есть масло, – сказала Роуз сдавленным голосом. – Испечем немного печенья, принесем ему завтра вместе с игрушками и одеждой.

– Я его не оставлю.

Вернулся доктор.

– Тут только дети и старики. Со всеми хотят сидеть родственники. Комнаты для посетителей нет. Идите домой. Поспите. Мы займемся лечением. Побудет здесь неделю. Может, две.

– Нам разрешат его навещать? – спросила Лореда.

– Конечно. И здесь есть другие дети, он сможет с ними играть, когда ему станет лучше.

– Что, если… – начала Элса.

Доктор ее оборвал:

– Этот вопрос все задают. Вот что я вам скажу: увозите мальчика из Техаса, если хотите его спасти. Туда, где он сможет дышать.

Роуз обняла Элсу, та не падала только благодаря поддержке свекрови.

– Пойдем, Элса. Приготовим нашему мальчику чего-нибудь вкусного. Завтра принесем ему гостинцы.

Элса стояла на краю мертвого пшеничного поля. Куда хватало глаз тянулись дюны окаменевшей от зноя коричневой грязи. Уже почти четыре часа, но солнце так и палит. Горячее и безжалостное. Ветряная мельница старалась изо всех сил – крутилась, поскрипывая.

Ей хотелось верить, что дожди вернутся, и семена прорастут, и эта земля снова расцветет, но теперь, когда Энт в лихорадке лежал на больничной койке, выкашливая пыль из легких, она больше не могла позволить себе надежды.

Пыль вызывает пневмонию.

Так говорят, но на самом деле виноваты лишения, и нищета, и человеческие ошибки.

Элса услышала чьи-то шелестящие шаги, при ходьбе теперь люди шуршали песком, будто шептали, боясь побеспокоить землю, которая предала, обратилась против них.

Рядом остановился Тони. Роуз подошла с другой стороны.

– Он здесь умирает, – сказала Элса.

Умирает.

Не только Энт умирал. Умирала земля, животные, растения. Все.

Жгучее солнце обратило все в пыль, и ветер унес эту пыль. Миллионы тонн верхнего слоя почвы.

– Нам нужно уезжать из Техаса, – сказала Элса.

– Да, – ответила Роуз.

– Мы можем продать коров правительству. Хоть какая-то помощь, – сказал Тони. – За двух коров нам дадут тридцать два доллара.

Элса глубоко, мучительно вздохнула, глядя на вымершую землю. Ей страшно было отправляться в неизвестность без работы и почти без денег. Всем было страшно. Никому не хотелось уезжать. Здесь их дом.

Над головой протяжно скрипела мельница, медленно вращались лопасти.

Они вместе пошли к дому, взметая ногами пыль.

– Думаю завтра взять Лореду с собой на охоту, – сказал дедушка за ужином.

– Хорошая мысль, – одобрила бабушка, подбирая хлебом капельку драгоценного оливкового масла. – Компас в моем комоде. В верхнем ящике.

– Мы могли бы убраться в амбаре, – сказала мама. – Старая охотничья палатка Рафа где-то там. И дровяная печь из землянки.

Лореда больше не могла этого терпеть. Взрослые болтали о какой-то чепухе. Они как будто забыли, что Энт лежит в этой ужасной больнице совсем один. Или они думают, она слишком маленькая, чтобы слышать правду? Ее тошнило от этого дурацкого разговора. Больше им делать нечего, только убираться в чертовом амбаре.

Она так резко вскочила, что ножки стула скрежетнули по вытертому линолеуму. Она оттолкнула стул, и он упал.

– Энт умирает, да?

Мама посмотрела на нее.

– Нет, Лореда. Энт не умирает.

– Ты врешь. И посуду я мыть не буду.

Лореда выбежала из дома, хлопнув дверью.

В загоне нет лошадей, в свинарнике нет свиней. Все, что у них осталось, – несколько костлявых куриц, которые от жары и голода даже не закудахтали при ее появлении, и две коровы, едва стоящие на ногах. Скоро коров продадут, правительство их заберет. Тогда и коровник опустеет.

Она взобралась на площадку на ветряной мельнице и уселась под бескрайним, усыпанным звездами небом Великих равнин. Здесь ей казалось – по крайней мере, раньше, – что и она небесное создание. Здесь она воображала себя балериной, оперной певицей, киноактрисой.

Отец поддерживал эти мечты, пока не ушел за собственной фантазией.

Лореда подтянула к груди колени, обхватила лодыжки руками. Ладно, ферма умирает, а взрослые ей врут. Ладно, отец бросил их – ее, – но это…

Энт. Ее братик. Он сворачивался клубочком и сосал большой палец, он бегал, как жеребенок, раскидывая в стороны руки и ноги, по вечерам он просил ее рассказывать сказки и слушал их, почти не дыша.

– Энт, – прошептала она, понимая, что молится. Впервые за долгие годы.

Мельница затряслась. Элса посмотрела вниз: это мать карабкалась по ступеням к ней.

Мама села рядом, свесив ноги.

– Я уже большая, мама. Ты можешь сказать мне правду.

Мама глубоко вдохнула и выдохнула.

– Мы говорили о папиной палатке, потому что… мы уедем из Техаса, как только Энту станет лучше. В Калифорнию.