Записки военного коменданта Берлина - Александр Котиков

За Бера, кандидата на пост президента Магдебургского округа, я беспокоился и свои сомнения высказал:

— В провинции шкодил кто-то. В районе Биттерфельде убили женщину. Труп был обнаружен в стороне от дороги. Никаких признаков насилия. На трупе были оставлены все золотые вещи. Все признаки политического убийства.

— Это очень тревожный сигнал. Срочно разберитесь сами. Может быть случай затаенной еще с войны мести за злодеяния фашистов на нашей земле. Ни на минуту не забывайте, что таких, кто давно, еще на войне, вознамерился отомстить за гибель своих родственников, среди наших людей достаточно. Их разум помутился, и они, если с ними не поработали, не разъяснили политику нашего государства в Германии, могут искать случая для отмщения на людях, которые ни в чем не повинны, если не считать того, что они немцы. Солдату, который не руководствуется разумом, а только чувством отмщения, ему наплевать, какую политику проводим мы с вами в Германии, и какой урон наносит он своими действиями.

Сказано было несколько слов. Я и сам говорил эти слова еще на Эльбе, когда слушал Андрея, я не раз слышал их от Маршала Советского Союза Жукова Георгия Константиновича, от генерала Соколовского, но как они тревожно прозвучали теперь в моем сознании. Тогда, на Эльбе, беседа с солдатами носила предположительный характер. Тогда никаких признаков подобного не было. Тогда было все отвлеченно, безотносительно к конкретной обстановке. А тут перед глазами стоял конкретный факт, за ним стоял конкретный, но не пойманный виновник. А может быть, это диверсия с другого берега? Все может быть, но надо точно знать. Как-то резануло то, что я услыхал на Эльбе в 23 СД. У парня была истреблена вся семья. Может быть, тот мститель и действует в нашем районе? В Виттенберге стояла танковая бригада. По пути в Галле я остановился и беседовал с начальниками, они уверяли, что у нас это невозможно.

Время шло, а задание, которое расследовали специальные работники, ничего не давало. Мститель неуловим. Преступник исчезал, но почерк был неизменный: убивал и все, что было на трупе, оставалось нетронутым. Слухи становились все более тревожными. Медлить нельзя. Подключили немецкую полицию. Она поможет, ей свободнее искать. В распространение слухов втянулись правые социал-демократы. Они хитро вплетали все это в свои антисоветские пропагандистские речения.

Вся система взаимоотношений Красной армии с немецким населением только начинала складываться. В конце июля развернули свою деятельность немецкие органы самоуправления в провинции, в округах, в районах, в городах и поселках. Заметно активизировал свою деятельность и блок демократических антифашистских партий и общественных организаций. Нарастала немецкая организационная сила, которая требовала от нас исключительной ясности и чистоты отношений, решительности в пресечении всяких аморальных явлений, которые бередят уже не разрозненную массу немцев, а организованную, способную действовать.

К концу лета изменился и характер деятельности СВА провинции, включая и всю систему комендантской службы. На первое место встала система контроля за деятельностью немецких органов самоуправления, постановки принципиальных задач, направление усилий немецких органов на решение коренных вопросов социально-политических преобразований Германии, вытекающих из решений Потсдамской конференции.

К осени 1945 года немецкие органы самоуправления успели накопить опыт и действовали более уверенно. В это же время влияние Западных оккупационных властей, их политики, влияние международных дел оказывало решающее давление на поляризацию классовых сил в стране. Это ни для кого не было неожиданностью. Завозились христианские демократы, правые в Социал-демократической партии — Тапе в Галле, Беер в Магдебурге, Юнгман в Дессау. Наши усилия установить добрые отношения с этими лидерами не увенчались успехом. Мы это проверили и пришли к такому убеждению. Провинция Саксония-Анхальт находилась в тесном соседстве с английской зоной и фактически с ней связана более, чем какая-либо другая часть Советской зоны. Например, некоторые заводы находились в нашей зоне, и многие рабочие в отсеках американской зоны.

Наши галльские правые в СДП, видимо, действовали через свой Берлинский центр, хотя сами-то они более всего были связаны с Ганноверским центром СДП Шумахера. Одним словом, к нам неожиданно приехали руководящие деятели Центрального правления СДП в Берлине — Отто Гроттеволь, Фехтнер, Гнифке — руководящее ядро правых соцдемократов Берлинского центра СДПГ. Я был очень обрадован, что представилась такая благоприятная возможность откровенно обсудить взаимоотношения, сложившиеся между нами и провинциальными лидерами СДП. С первой минуты встречи я называл их, как и наших местных деятелей СДП, просто товарищами, в отличие от членов других буржуазных партий.

— Гроттеволь, — обращаясь к Фехтнеру и Гнифке, спросил их, — беседуют геноссе, не так ли?

Они ответили:

— Яволь!

Я говорю Гроттеволю:

— Что может быть приятнее, чем дружеские отношения, дружеский тон, ясность во взаимоотношениях, товарищ Гроттеволь.

Все весело рассмеялись.

— Смех тоже обнадеживающее начало, — говорю я Гроттеволю, — тем более, что нам много есть о чем поговорить. Мы в Галле нуждаемся в ваших дружеских советах. Если позволите, я мог бы подать инициативу для разговора.

Что-то не ладится у нас в отношениях с лидерами провинциальной организации СДПГ. Партия, на которую мы серьезно рассчитываем в понимании вставших перед нами вопросов, не проявляет должной откровенности и ведет себя заметно отчужденно. Мы, разумеется, не напрашиваемся на большую дружбу, но глубокое взаимное понимание в работе крайне необходимо. Лидеры СДПГ провинции видят в нас не партнеров по взаимной ответственности, а более всего оккупантов времен, далеких от нас, не друзей, которым суждено вместе перестраивать социально-политические отношения в Германии. Сами судите, как можно вести доверительные дружеские, деловые связи с деятелями, которые не желают объективно посмотреть правде в глаза, и мешают делу, которое мы вместе начали?

На предприятиях, во многих районах мы встречаем дружеское участие рядовых социал-демократов, активистов, более того, они подают добрые советы, помогают нам во всех начинаниях. Руководители из провинциального управления одергивают их, требуют, чтобы они этого не делали. Нас беспокоит все это. Поверьте, нас беспокоит все это, мешает делу. Например, лидер магдебургских социал-демократов ведет двойную игру в прятки, в Дессау Юнгман менее агрессивный, но не менее далекий от сотрудничества. Подобных людей у нас называли когда-то двурушниками. Ну как он может руководить партийной организацией в таком рабочем центре, как округ Дессау, когда он сам предприниматель, да к тому же владелец книжного магазина? Что у него общего с рабочими, которым он нередко выговаривает, одергивает, когда они стремятся сотрудничать с оккупационными властями?

Это, видно, переполнило чашу. Гроттеволь широко улыбнулся и заметил:

— Ну, это еще не беда. Возьмите Энгельса. Он был настоящим фабрикантом. Или возьмите Гнифке, — кивая на него. — Мало ли что можно сделать в интересах партии. — Гроттеволю показалось, что собеседник обезоружен, но…