Свидание в неоновых сумерках - Светлана Лубенец

Икона Богоматери «Троеручица» по-прежнему висела на стене в спальне Ирины. Бросая на нее быстрые взгляды, Дмитрий облизывался, как кот на сметану, но никогда о ней не расспрашивал. Он, наоборот, всячески подчеркивал свой воинствующий атеизм, а также некомпетентность, косность и серость в области каких бы то ни было искусств.

Стараясь как можно надежнее усыпить бдительность Ирины, Дмитрий посещал ее все чаще и чаще. Однажды он вдруг заметил, что увяз в этих отношениях довольно глубоко, по самые уши. Ирина перестала казаться ему страшненькой и старой. Он стал находить, что у нее красивый профиль, богатые волосы, проникновенный и очень нестандартный низкий голос. От ее сливочного живота, возвышающегося шахерезадовским холмом, он продолжал балдеть с самого первого знакомства. Отметив очередной раз оригинальный разрез Ирининых глаз, он рассердился сам на себя. Кто, в конце концов, ему нужен: немолодая подержанная женщина или вечно юная «Троеручица»? Дмитрий Борисович приказал себе считать, что нежится в объятиях Ирины только ради прекрасного образа, и решил завести себе очередной параллельный роман с какой-нибудь длинноногой красоткой. Молодой, но не так, чтобы очень, чтобы не моложе двадцати пяти, чтобы с ней было еще о чем поговорить в перерывах. Очень долго красивые, длинноногие и одновременно не слишком юные ему не попадались. Дмитрий предположил, что при нынешнем развитии косметической промышленности в целом и косметологии как таковой, с их омолаживающими кремами нового поколения и плацентомасками, возможно, что двадцатипяти-тридцатилетние теперь выглядят на все восемнадцать. Он решил попристальнее вглядеться в юных девушек и среди них, как среди дочерей Кощея Бессмертного или Морского царя, попытаться распознать ту, которая ему больше всего подойдет. Никакой помощницы в виде мышки-норушки или рыбки – морского конька, которые могли бы махнуть хвостиком рядом с достойной особой, у Дмитрия в приятелях не было. Ему пришлось положиться на судьбу.

Однажды, как ему показалось, она подала Дмитрию особый знак. Как-то раз он решил пообедать в одном из не слишком дорогих кафе на Невском. Заказал себе фирменный в данном заведении фасолевый суп с мякотью тыквы, запеченного в сметане окуня и в ожидании исполнения заказа принялся от нечего делать разглядывать посетителей. За соседним столиком сидели четыре женщины, пили шампанское и очень оживленно разговаривали. Дмитрий попытался навскидку определить возраст трех из них, естественно, исключив ту, которая сидела к нему спиной. Он очень напряженно вглядывался в женщин до фасолевого супа, во время его поглощения и, приступив к запеченному окуню, наконец сделал вывод, что с одинаковой долей вероятности каждой из женщин вполне могло быть как двадцать, так и лет сорок пять. Все три были миловидными, ухоженными, с блестящими волосами, ярким макияжем и длинными ногтями, как у лощеных моделей рекламных журналов. Женщины заметили, что молодой мужчина с соседнего столика их разглядывает, начали шушукаться, склоняясь друг к другу, стрелять глазами в его сторону и, похоже, отпускать ироничные замечания в его адрес. Вскоре и четвертая особа, сидящая к нему спиной, не выдержала, тряхнула блондинисто-платиновыми кудрями и обернулась. Дмитрий поперхнулся окунем. Это была она, та самая Кощеева дочь. Именно ее он искал последнее время, заглядывая женщинам в глаза на питерских улицах. Ее возраст Дмитрий тоже не смог определить, но существенного значения это уже не имело. Женщина была именно того типа, который так нравился ему: с открытым гладким и розовым лицом, большими светлыми глазами и очень полными смешливыми губами. Она с неподражаемым лукавством посмотрела ему в глаза, призывно улыбнулась и отвернулась к подругам. Дмитрий, не глядя, ковырял остывшего окуня, боясь пропустить ее новый взгляд, но она больше не оборачивалась.

Из-за бисерной занавески, отгораживающей обеденный зал от кухни, вышла толстая, отъевшаяся на кафешных харчах кошка. Она была короткошерстной и неописуемо буйной расцветки. Рыжие, черные, белые и коричнево-серые пятна складывались на ее лоснящихся боках в немыслимые узоры. Хозяйским взглядом кошка оглядела зал и начала, очевидно, традиционный обход столиков. Есть она, разумеется, не хотела, поэтому лишь проверяла на нюх новых посетителей. У столика с четырьмя подругами кошка остановилась, обнюхала по очереди сапоги всех женщин по очереди и улеглась на пол, привалившись к ноге облюбованной Дмитрием блондинки. Это добавило веселья женской компании, а Дмитрий понял: вот он – знак судьбы! Вот она мышка-норушка в облике кошки, которая не просто хвостиком махнула, а всем своим телом указала ему на нужную женщину. Из всех дочерей Кощея Бессмертного надо брать именно эту, с аппетитно полными губами.

Главе фирмы «Муж на час» как раз принесли любимое им ананасовое мороженое со взбитыми сливками, когда женщины, сидящие за соседним столиком, собрались уходить. Дмитрий забросил в рот пару ложек десерта и бросился в погоню за платиновой блондинкой.

Отбивать ее у подруг пришлось не слишком долго. Дорогая одежда Дмитрия Борисовича и «бумер», не новый, но вполне еще достойно выглядящий, всегда привлекали к нему женщин. Осечки и на этот раз не произошло. Дмитрий подвел к машине дщерь Кощея Бессмертного, и она проворно забралась на переднее сиденье.

Платиновую блондинку звали Аленой. Имя прозвучало для Дмитрия Борисовича нежнейшей музыкой. Конечно же, эта женщина из сказки. Сестрица Аленушка! Аленушка не скрывала, что замужем, но Дмитрий, глядя на ее полные сладчайшего сока уста, любые преграды на пути к ним готов был снести с ходу, а если понадобится – путем длительной осады или кровопролитных сражений. Ни осада, ни сражения, впрочем, не потребовались. Алена с Дмитрием начали встречаться в квартире на улице Маршала Говорова вечерами по средам и пятницам, когда муж Кощеевой дочери посещал тренажерный зал. У самой Алены на это же время был абонемент в фитнес-клуб, но она охотно променяла оздоровительные процедуры на не менее оздоровительный секс с Дмитрием Борисовичем Кочерьянцем. Как Дмитрию и мечталось, ей было двадцать восемь лет. Может быть, с ней и было о чем поговорить в перерывах, но дело заключалось в том, что никаких перерывов не было. Алена была длиннонога и при этом далеко не худа, что тоже нравилось Кочерьянцу. Он тонул в ее богатом теле, не мог насытиться ее сочными губами, и начинал подумывать, не застрелить ли ему ее накачанного в тренажерном зале мужа. Алена смеялась, жадно откликаясь на любые его сексуальные фантазии, и не хотела ничего слушать о муже. Она говорила, что он им совершенно не мешает, а потому пусть живет, здравствует и оплачивает ее абонементы, которые позволяют им с Дмитрием встречаться. От такого цинизма возлюбленной Дмитрия Борисовича слегка корежило, но когда все речи кончались и начиналось торжество тела, он напрочь забывал Алениного рогоносца. Жаркое тело молодой женщины заслонило от него весь мир, включая даже «Троеручицу», не говоря уже о ее владелице Ирине.

Буйный праздник плоти длился месяца три. На четвертом месяце Дмитрий вдруг почувствовал, что переел. Полные губы Алены стали казаться чересчур мягкими, мокрыми и липкими, как перезрелая хурма. От запаха миндаля, исходящего от ее кожи, его стало слегка подташнивать. Смотреть на обнаженные чресла красавицы почему-то стало так же скучно, как на идентичные прелести какой-нибудь безрукой античной богини в Эрмитаже. Дмитрий предлагал Алене принимать самые вычурные и вульгарные позы, но вдохновлялся ими на весьма непродолжительное время. Мозг все настойчивей сверлила мысль, что эта женщина слишком легко согласилась на встречи с ним, запросто изменяла мужу и на протяжении трех месяцев знакомства не сказала ни одного умного слова. Он вдруг понял, что если оставит ее, то Алена Кощеевна запросто найдет ему замену в том же самом кафе. Возможно, что и толстая пестрая кошка является ее собственностью и специально выдрессирована на ловлю дурачков, подобных Дмитрию Борисовичу Кочерьянцу.