Сломленная - Никта Мун

себя и обняла писателя в знак поддержки. Знал бы мужчина, как тяжело дался этот жест брюнетки, но все мысли были о Ви и объятия были механическими.

Алексия после спряталась за спину своего мужчины и на тактильный контакт больше ни с кем не пошла. Все обменялись нелепыми кивками. Мстислав и Паша сухим рукопожатием, эти двое заочно знали друг друга, но никогда не виделись.

Часы непрерывно тикали, за окном солнце сменила луна. Алексия задремала на плече Мстислав, долгий перелет, внутренние терзания и переживания, добили девушку, погружая в беспокойный сон. Делия уснула за кухонным столом, с телефоном в руках. Она до последнего мониторила все новости, параллельно с кем-то ведя ожесточенную переписку. Паша отнес девушку на руках в свою кровать, укрыл пледом. Затем помог Мстиславу комфортно устроить Лекс на диване.

Братья стояли на балконе, вдыхая ночной воздух.

— Спасибо, что приехал. — Нарушил тишину Мирослав. Мстислав устало улыбнулся уголками губ и похлопал по плечу. — Мы наверно ужасные сыновья, раз бросили родителей.

— Мы их не бросали, Мир. У мамы есть отец, он ее поддержка. У меня есть Лекс, я ее поддержка. А у Ви есть ты. Мы мужчины и мы нужны своей семье. А теперь ответь, Виталина разве не твоя семья? Я сейчас не о штампе в паспорте, это дело времени, а о твоем внутреннем ощущении.

— Семья.

— Тогда невозможно бросить семью ради семьи. Да, обстоятельства не в нашу пользу, пришлось выбирать и расставлять приоритеты. Но мама не одна, с ней самый сильный мужчина во всей вселенной для нее. И поверь мне мы сейчас будем лишние. Только папу мама сейчас будет держать за руку и искать в нем поддержку. Как хватается за меня Лекс, или за тебя Виталина. Наверное, это судьба всех мужчин Пожаровых быть вот с такими слегка безумными женщинами.

Братья улыбнулись. Мирослав был безгранично рад, что у него такой брат и семья. Понимающая, не осуждающая и да — с безумной женской половинкой. Кто-то скажет “злой рок” мужчин Пожаровых, а именно мужчины этой семьи скажут, что у них самые очаровательные, любимые и невероятные половинки — не такие, как все.

Паша присоединился через пару минут. В одной руке бутылка дорогого виски, в другой три бокала, на дне которых уже были кубики льда. То что нужно, чтобы скоротать бессонную ночь. Они устроились на полу. Спины нашли опору, для удобства. Троица просидит до рассвета в уютном молчании. К утру усталость победит. И они заснут все в таких же позах. Бутылку они не выпьют, в любую минуту потребуется ясный ум.

Делия ворвется на кухню, по дороге до нее крича “я знаю где Ви”, разбудит криком Лекс, с которой столкнется в проходе. Девушка выбежит на взволнованный голос. Но на кухни мужчин не обнаружат.

Мирослав услышав голос проснется первый, пока будет вскакивать заденет друга и брата. Они вместе выйдут из комнаты, где спали Ви и Мирослав, именно в ней и был балкон. Все застынут с нетерпением во взгляде. Делия развернет телефон. Там от абонента “Мутный” будет написано:

— Психиатрическая больница за городом — повторит Делия сообщение.

У Мирослава что-то внутри перевернется.

— Поехали, — отмер Паша.

И они двинутся на выход.

— Лекс, — осторожно начал Мстислав.

— Я знаю, что буду для вас обузой, но не оставляй меня прошу. Я не смогу быть здесь одна.

Этой волной беззвучных эмоций, из отчаянья, паники, страха, отвращения к себе, которую увидел каждый, во взгляде и голосе, прибило всех. Даже, такой кремень как Делия, прошибло на сквозь.

— Я буду рядом.

Наверно, именно в этот момент, каждый увидел ту невидимую нить, которая связывала этих двоих. Как будто их союз создали на небесах. Делия, которая не привыкла к такой искренности и самоотдачи, испытывала дискомфорт и капельку чисто женской доброй зависти.

Все быстро сели в машину. Братья не сговаривались сели назад, посадив Лекс посередине. У Мирослава хоть и были все мозги и чувства забиты Витальной, но на чисто интуитивном уровне почувствовал, что так будет комфортнее Лекс. И в моменте получил благодарный взгляд брата.

Мирослав все тот же чертов эмпат. И на данный момент, чувствует, что их время на исходе. Там в нескольких километров от города умирает его душа.

Глава 24. Точка невозврата

Виталина в панике пытается понять, где реальность, а где ее happy end. Или ходя бы просто end. Потому что ее ментальная адекватность потихоньку ускользает. Растворяется в вымышленном счастливом финале. Она представляет, что они вместе с Мирославом и Богданом живут в Лос-Анджелесе, гуляют на берегу океана. И просто счастливы.

Но все это растворяется, когда приходит человек в больничном костюме и насильно пихает таблетки в глотку и ждет, когда она проглотит, показав рот. Седативные препараты, которыми ее пичкают, превращают в амебу. Она знает признаки зависимости успокоительным и по всей видимости из нее хотят сделать, конченного наркомана, который не может прожить без дозы лекарств.

Ви каждый раз мысленно сканирует свои жизненные показатели, потому что знает признаки передозировки успокоительными препаратами. Затрудненное дыхание — его нет, дышится хорошо на сколько это возможно в четырех стенах. Синий оттенок ногтей и губ — тоже в норме, по крайне мере ногти. В зеркале она видела себя несколько дней назад. Слабость — здесь сложно, слабость это одна из реакций на успокоительное. Нескоординированные движения — проверку усложняют все те же четыре стены. Потеря памяти — вот с этим точно нет проблем. Помнит все просто отлично, запоминает, архивирует, чтобы потом всем этим воспользоваться. Раздражительность — нет. Она спокойна, на сколько это возможно в ее ситуации. Ну и бонусом в передозе это эпилептические припадки и кома. На зло всем она еще в сознание.

В одно утро что-то меняется. К ней не приходят с утра. По коридору проходит шум волнения, что-то случилось. Виталину будоражат звуки, внутри в ожидание бури. И она случается. В коридорах все стихает, а к ней в палату влетает обеспокоенный лечащий врач со шприцем в ладони, а следом два бугая мед брата.

Виталина в панике мечется, кричит, пытается увернуться от грубых рук, которые оставляют синяки на руках. От шприца, который вот-вот проткнет ее нежную кожу. Она слышит сквозь свои крики и звуки борьбы до боли знакомый голос, который кричит ее имя. Воображение. Да, точно оно, играется с ней злую шутку. Но звук не прекращается. Голос звучит ближе, четче, взволнованней.

— Мир…

Она не успевает произнести имя, как ее