Физиогномика и выражение чувств - Паоло Мантегацца

Хотя пожатие руки является одним из простейших мимических актов, но в нем может заключаться столько разнообразных оттенков выражения, что описание их составило бы целую книгу. Пожимая руку другу или любовнику, можно желать этим сказать: я вам не доверяю, я вас больше не люблю, я чувствую к вам влечение, я вас обожаю, я вас жду…

Пожатие руки, сделанное мужчиной женщине, может быть дерзким, более дерзким, чем пощечина.

В ряду прикосновений, служащих выражением расположенности, после ласки и рукопожатия следует объятие, представляющее собою род переплетения верхних конечностей; бросаясь друг к другу в объятия, два существа почти отдаются взаимно друг другу, как бы желая слиться в одно. Способ объятия бывает различен даже у цивилизованных племен: то обнимающиеся обхватывают туловище друг друга обеими руками, то перекидывают друг другу через плечо одну руку, касаясь ею различным образом спины. Иногда объятие совершается в два приема: обнимают сначала одну, а потом другую сторону туловища своего друга или своей подруги. В своем путешествии в Лапландию[63]я описал способ объятий у лапландцев, а в своем «Dio ignoto»[64]– странный обычай у обитателей пампасов.

Выше объятий, или, лучше сказать, в иной сфере любовных чувств, стоит поцелуй, который совершенно неизвестен многим народам, но распространен у всех цивилизованных наций, хотя в разной степени и с очень различным значением. Французы, например, целуются ежеминутно – даже лица разного пола; напротив, у итальянцев, и особенно у восточных народов, поцелуй может быть дан только жене, дочери или сестре.

Поцелуй играл видную роль на страницах истории человеческого рода: нередко поцелуй смывался кровью, возбуждал войны между племенами или народами. И это естественно: как источник бесконечного наслаждения, он мог возбуждать и бесконечную зависть; он мог открывать измену или сулить блаженство.

Хотя губы и покрыты кожей, но они уже имеют свойства внутренностей. На этой розовой границе, где нет ни национальных гербов, ни таможен, сходятся внешняя и внутренняя природа человека и обмениваются своими проявлениями, при чем тысячи очень чувствительных нервов раздают и получают вновь впечатления наших ощущений, нашего сердца и мысли. Поэты были правы, говоря, что здесь встречаются две души; влюбленные всех времен были тоже правы, когда в страстном томлении восклицали: «Только один поцелуй, или смерть!» Случается нередко, что поцелуй сопровождается обмороком.

Поцелуй одновременно дает приятное внешнее и внутреннее ощущение; но существует громадная разница между поцелуем взаимным и поцелуем только данным, или только полученным. Многие женщины знают это и, будучи казуистами более чем любой теолог или адвокат, признаются, не краснея, в том, что получали много поцелуев, но добавляют, что сами никогда не отвечали на них.

Быть может, своим анализом мы профанируем это мимическое явление; однако, с научной точки зрения верно то, что поцелуй, оставшийся без ответа, равняется не принятому векселю. Вексель может быть ценою в тысячу, сто тысяч франков, миллион франков, но раз на нем нет подписи принимателя, он не стоит и гроша. Поцелуй только данный – это монолог, желание, стремление; поцелуй возвращенный – это принятый вексель, часто написанный слезами или кровью, но имеющий за собою мощную власть совершившегося факта. Поцелуй данный – это одно из тысячи семян, рассыпаемых щедрой природой на все четыре стороны и сохнущих или гниющих при отсутствии благоприятной для них почвы.

Напротив, поцелуй возвращенный не проходит бесследно. Хотя бы даже такой поцелуй не оскорблял ничьего знамени, хотя бы из-за него не нарушались международные союзы и трактаты, – и тогда он все же есть торжественный договор, как бы передающий нам частицы плоти, сердца и мысли другого человека. Взаимный поцелуй – это брак; с ним неразлучны румянец при воспоминании о прошлом и соглашение относительно будущего. Страх, религия, выгода, пространство, время могут разлучить мужчину и женщину, обменявшихся поцелуем, но они отдались и принадлежат друг другу.

Поцелуй данный может быть настолько мало чувственным, что его нельзя отнести к мимике любви. Целуют ноги идолов, святые мощи, одежду героев и холодный мрамор храмов. Во всех этих поцелуях участвует одна пара губ – та, которая целует. Даже и между живыми людьми такой поцелуй может выражать уважение, благоговение, но не любовь. Так целуют руку из вежливости, благодарности или покорности. Так же целуют в лоб сына, дочь или великого человека, которому удивляются.

Еще большей особенностью отличаются холодные поцелуи, требуемые приличием, в которых хотя участвуют две пары губ, но губы эти не встречаются. Каждый нос целует щеку, потом ловким chassez-croisez носы меняются местами и прикасаются к другой щеке. Все же, однако, это поцелуи; научно они относятся к мимике расположенности; но какая пропасть между ними и поцелуем Паоло и Франчески!

Когда уста отдаются друг другу, когда целующиеся губы сливаются воедино, когда исчезает всякая граница между «твоим» и «моим», когда кожа и нервы, душа и тело соприкасаются, сплетаются и сливаются, – вот это настоящий поцелуй, являющийся, быть может, и самым прекрасным выражением любви, сближающий мужчину и женщину, чтобы возжечь свет факела жизни.

За губами находится другой очень чувствительный орган– язык, который нередко принимает участие в мимике любви. Это бывает и у животных, например, когда они лижут своих детенышей.

Я даже знаю одного очень нежного мальчугана, который, ни кем тому необученный, лижет тех людей, которым хочет выказать дружбу.

Различные элементы мимики, рассмотренные нами, комбинируются различным образом, слагаясь в сложные выражения, из которых наиболее выдаются следующие:

Выражение половой любви.

Выражение материнской любви. Тут мы находим все яркие краски эротического мира, за исключением чувственности. Так как это один из самых животных и наиболее непроизвольных видов любви, то отличительными чертами ее являются: стремительность, крайняя энергия и почти судорожная форма проявления. Многие великие артисты обессмертили себя изображением материнской любви, которая так полна чувства, так возвышена, так порывиста и так постоянна.

Выражение сострадания. Это двойное сочетание мимики страдания и мимики любви. Выражение это так обычно и так общеизвестно, что самые посредственные живописцы умели изображать лицо человека, который при виде чужих страданий страдает и сам [cum eo patitur].

Выражение расположенности вообще. Это спокойное, ясное выражение расположения, без ярких красок желания и наслаждения и без печального оттенка сострадания.

Постепенно оно может возвыситься до мимического выражения дружбы, которая представляет возвышенное и очень определенное проявление расположенности между людьми. Оба эти выражения характеризуются улыбкой, растяжением черт лица и некоторыми движениями, что все вместе выказывает нашу готовность помогать своим ближним, ободрять их, а иногда плакать и смеяться вместе с ними.