Странствие по дороге сновидений; Середина октября - смерти лучшая пора; Место, где убивают хороших мальчиков; Хризантема пока не расцвела; Старик в черном кимоно; Ниндзя: специальное задание - Леонид Михайлович Млечин

Весь следующий день они слышали голос, говоривший по-японски без акцента. Но это был не Акаги. Усиленный мощный аппаратурой голос преследовал их, пока они совершали марш через горы.

— Вчера мы сбросили листовки с самолета. У вас есть три дня, то есть семьдесят два часа, на то, чтобы сдаться. В противном случае нам не останется ничего иного, кроме как послать за вами специальный отряд.

Огава решил, что голос принадлежал какому-то американцу японского происхождения: японцы никогда не расшифровывают, что три дня — это семьдесят два часа. Да и сам призыв сдаться означал, что война продолжается.

Через три дня они почти столкнулись с солдатами, которых послали на их поиски.

— Давайте подберемся поближе и попробуем их как следует рассмотреть, — предложил Касима.

Вражеский отряд поднимался по дороге, ведущей в горы. Это были не американские, а филиппинские солдаты с громкоговорителем. Впереди шел человек, чье лицо скрывали большие поля шляпы.

— Акаги, что ли? — прошептал Касима.

С такого расстояния они не могли как следует рассмотреть лицо этого человека, но решили, что это действительно Акаги, согласившийся служить врагу.

— Им понадобится сто человек, чтобы взять нас, — сказал Симидзу. — Мы знаем этот остров как свои пять пальцев. Им за нами не угнаться.

Огава боялся только одного: что враг применит отравляющие газы. Перед ними японцы были почти беззащитны, потому что ни у кого из троих не сохранились противогазы. Лейтенант приказал всем держать наготове полотенца, и по его сигналу, намочив их в речке, прикладывать к лицу. Еще он просил следить за направлением ветра и избегать того, чтобы противник подошел к ним с подветренной стороны. Они таскали с собой полотенца еще целых полгода.

Бегство Акаги развязало им руки. Теперь они могли быстро передвигаться по острову и вели себя так, как полагается солдатам на территории, временно оккупированной врагом.

Филиппинцы, одетые в крестьянскую одежду, считались переодетыми шпионами, и их следовало уничтожать в первую очередь. В своей правоте японцы убедились очень скоро, заметив, что после каждого выстрела в так называемых крестьян на это место немедленно прибывал военный отряд. Причем численность отряда все увеличивалась. Огава понял, что перед островным гарнизоном поставлена задача окружить и уничтожить японцев.

Пока что они легко уходили от погони. Но не попытаются ли вражеские войска в какой-то момент провести чистку всего острова?

Огава прикинул: чтобы обшарить все горы и долины центральной части острова, им понадобятся почти два батальона. Вряд ли они снимут с фронта такое количество солдат ради поимки троих японцев. По подсчетам Огава, за ними охотилось не более ста человек, а от такого отряда они научились уходить.

Японцы ныряли в джунгли и скрывались за гигантскими деревьями. Солдаты некоторое время палили им вдогонку, но беспорядочная стрельба не причиняла японцам никакого ущерба. Солдаты только тратили впустую боеприпасы. Трое японцев отвлекали на себя целую сотню солдат. Этому Огава учили в школе Накано: наносить врагу максимальный ущерб.

Теперь, когда ненадежный Акаги исчез, Огава счел себя вправе поделиться своим секретным боевым заданием с оставшимися бойцами, достойными доверия.

— Господин лейтенант, я буду сражаться вместе с вами, даже если прихода наших придется ждать десять лет, — заявил Касима.

Симидзу откликнулся с присущим ему энтузиазмом:

— Мы втроем будем сражаться за остров, пока не подойдет подкрепление.

Огава понял, что судьба сделала правильный выбор — с ним остались те, кто готов сражаться. Они подтвердят потом, что Огава приказал воевать до победного конца. Если не поступит иного приказа.

В некоторых листовках, сбрасываемых над островом, печатались какие-то мифические приказы о капитуляции императорской армии и сдаче в плен, которые Огава и Касима будто бы должны были выполнить. Эти лживые документы не производили никакого впечатления на лейтенанта.

Он прибыл на остров, выполняя приказ дивизионного командира. Следовательно, приказ о прекращении его миссии тоже должен исходить от дивизионного командира. Если даже предположить невозможное — командир забыл о лейтенанте Огава, — то существует штаб, где хорошо известно, кто и какую задачу выполняет. В штабе японской дивизии никогда ни о ком не забывают.

Майор Моримура

От Ацуги до Иокогамы тридцать с небольшим километров, но по военному времени недальний этот путь занял добрых полдня. Редкие поезда были переполнены. Пассажиры — по большей части женщины и старики — сидели и стояли чуть ли не на головах друг у друга.

С пустыми руками не ехал никто, каждый прижимал к груди бесценное сокровище — продукты, которые удалось раздобыть: гаолян, бобы, немного риса. Все это тщательно завертывалось в платок — фуросики. Если кто-то, не выдержав, начинал есть прямо в поезде, его сверлили десятки голодных взглядов.

Среди пассажиров было много эвакуированных — сразу определил майор Моримура. Запуганные женщины держались поближе к выходу, чтобы в случае воздушной тревоги успеть вылезти из вагона. У себя в городе, Токио или Иокогаме, они уже испытали все ужасы бомбардировок. Деревянные японские города горели, как солома. Оставшихся без крова отправляли в сельскую местность.

Майор Моримура расположился со всеми удобствами, возможными в трудное военное время. Офицерская форма по-прежнему внушала простому люду уважение. Низко кланявшийся кондуктор проводил его в купе и периодически осведомлялся, удобно ли господину майору.

На вокзале в Иокогаме его пересадили в другой поезд, идущий в Токио. Майор очень торопился — его ждал генерал Арисуэ.

Никто лучше начальника второго (то есть разведывательного) управления генерального штаба сухопутных сил генерал-лейтенанта Сэйдзо Арисуэ не знал истинного положения дел. Его удивляло, что офицерский корпус армии и флота как будто не ощущал приближения развязки.

Командующие слали в ставку бодрые реляции и, упирая на неизменно высокий боевой дух частей, требовали «мобилизовать все силы народа и решительно продолжать священную войну». «Вся армия, — уверяли они, — готова с честью погибнуть, но добиться достижения целей этой войны нынешней осенью».

6 августа 1945 года, в полдень, в Токио поступило сообщение информационного агентства «Домэй» о бомбардировке Хиросимы. В Токио не и понять, каким образом несколько американских бомбардировщиков, прорвавшихся к Хиросиме, смогли почти полностью уничтожить город. Только на следующий день генерал Арисуэ получил сообщение о том, что город на самом деле разрушен одной-единственной бомбой.

В Хиросиму на армейском самолете отправили группу физиков. Возглавил ее генерал Арисуэ.

Будущему лауреату Нобелевской премии по физике Ёсио Нисина, под руководством которого только что был построен самый большой циклотрон в мире, было достаточно бросить взгляд на панораму Хиросимы, чтобы убедиться: американцы взорвали над городом атомную бомбу.

Вечером того же дня радисты разведуправления генштаба записали передачу