Странствие по дороге сновидений; Середина октября - смерти лучшая пора; Место, где убивают хороших мальчиков; Хризантема пока не расцвела; Старик в черном кимоно; Ниндзя: специальное задание - Леонид Михайлович Млечин

Она приготовила немного риса, дала детям, и, когда те доели, бросила первым в реку мальчика. Когда она взяла девочку, та стала кричать:

— Мамочка, я обещаю быть хорошей и делать все, что ты скажешь. Пожалуйста, не бросай меня в реку! Не бросай!

Женщина закрыла глаза и бросила ее. Крик о помощи донесся снизу, река подхватила девочку и унесла.

Женщина сошла с ума, поняла сестра Симидзу. Но в какой-то степени она могла понять мать, желавшую спасти хотя бы кого-то из детей. Во время блужданий по горам она видела множество детей, оставшихся без родителей…

Несколько японцев, и она в том числе, успели перебраться на этот остров, где ее встретил Симидзу. Потом она вместе с другими беженцами эвакуировалась в Манилу на последнем судне. Свое место беженцам уступили летчики, которые потом все погибли.

Но дошло ли судно до Манилы и что дальше происходило с сестрой, Симидзу уже не знал.

В феврале 1952 года самолет с эмблемами военно-воздушных сил Филиппин опять стал кружиться над островом. Японцы слышали, что к ним обращаются через громкоговоритель, но из-за грохота двигателя не могли разобрать слов.

— По-моему, они называют наши имена, — не очень уверенно сказал Касима, у которого был хороший слух.

Самолет сбросил несколько листовок и улетел. Листовки они позднее подобрали. Среди них было письмо от старшего брата Касима. В письме говорилось, что война кончилась, братья давно демобилизовались, родители чувствуют себя хорошо. Симидзу тоже получил письма от родных вместе с семейными фотографиями.

Огава решил, что на сей раз американцы превзошли себя. Он и не подозревал, что их разведка умеет так работать. Он только не мог понять, каким образом американцы раздобыли их семейные фотографии.

Каждый снимок они изучили до деталей. Ефрейтор Симидзу пришел к выводу, что ему прислали не подлиный снимок, а фотомонтаж. Его жена была изображена с двумя детьми. Старший ребенок обязательно должен был быть девочкой, но на фотографии, по мнению Симидзу, был изображен мальчик. И вместе с его женой и родителями на снимке никак не мог оказаться один из дальних родственников.

Эта деталь укрепила его во мнении, что американцы каким-то образом подделали все эти снимки. Только зачем? Столько дорогостоящих усилий ради того, чтобы выудить из джунглей трех японских солдат?

Огава еще раз убедился, что выполняемое им задание имеет особую важность, раз враг пытается во что бы то ни стало обезвредить его группу. Значит, информация, которой он владеет, окажется особенно ценной для советской разведки.

Еще через месяц они опять услышали, как к ним обращаются через громкоговоритель. Мужской голос повторял вновь и вновь:

— Я корреспондент японской газеты «Асахи». Я остановился в отеле «Манила». Я приехал, чтобы поговорить с вами.

Он несколько раз повторил, что он японец и даже попытался спеть куплет из японской военной песни.

— Опять началось, — мрачно пробурчал Касима.

— Давайте-ка переберемся в другое место, — предложил Симидзу.

Потом они вернулись и обшарили место, откуда предположительно говорил человек с мегафоном. Нашли японскую газету — первую за все эти годы.

В разделе новостей было помещено следующее сообщение: «Подполковник Нобу прибыл на Филиппины, чтобы убедить правительство прекратить карательные экспедиции против японских солдат, скрывающихся на острове». Заметка была обведена красным карандашом.

Втроем они тщательно прочитали всю газету от корки до корки и пришли к выводу, что американцы каким-то образом смогли вставить эту заметку в обычную японскую газету. Упоминание о «карательных экспедициях» свидетельствовало о том, что война продолжается.

Огава сказал остальным, что эта газета напоминает отравленное пирожное — сверху гладко, внутри гадко.

Помещенное в газете расписание радиопередач немного смутило лейтенанта. Там было слишком много развлекательных программ. Правда, Огава знал, что в Америке, скажем, давно существуют коммерческие радиостанции. Наверное, и в Японии появились такие же. Когда они покинули Японию в 1944-м, существовало только государственное радиовещание. Но ведь с тех пор прошло столько времени…

— Я думаю, что никакого японского журналиста не существует, — подвел итог их размышлениям Касима. — А газета — фальшивка.

В июне 1953 года ефрейтора Симидзу тяжело ранили в ногу. Это произошло на юге острова — на территории, которую японцы считали своей.

Обитатели острова появлялись здесь редко, и японцы страшно удивились, застав там однажды полтора десятка рыбаков. Судя по их приготовлениям, они расположились надолго. Огава это не понравилось. Приближался сезон дождей, и он хотел, чтобы, поблизости от их укрытия никого не было. Лейтенант приказал:

— Надо их выбить отсюда.

Перед заходом солнца рыбаки разожгли костер и собрались вокруг него, чтобы согреться. Симидзу и Касима подобрались поближе и несколько раз выстрелили. Рыбаки бросились врассыпную — все, кроме одного, который взял ружье и стал отстреливаться.

Японцы решили по всем законам военного искусства обойти его с тыла, то есть со стороны берега. Но здесь натолкнулись на другого вооруженного рыбака. Прежде чем убежать, он успел дважды выстрелить.

Оба выстрела попали в цель. Одна пуля ранила лейтенанта в правую руку, другая — Симидзу в ногу. Ефрейтор рухнул как подкошенный.

Огава взвалил Симидзу на спину и потащил назад, в джунгли. Касима прикрывал отход.

Рана была неприятная. Пуля попала в колено. Огава обмыл рану, помазал коровьим жиром и тщательно перевязал. Симидзу скрипел зубами от боли, крупные капли пота выступили у него на лбу. Медикаментов у них не было никаких. Чистая тряпка и свежее коровье масло — все, чем они располагали.

Каждый день Огава кипятил воду и обмывал рану. Симидзу не мог двигаться, и лейтенант превратился в медицинскую сестру. Касима исправно стоял на карауле и взял на себя все обязанности по добыванию пищи.

Хорошо еще, что начался сезон дождей, и они могли оставаться на одном месте. Прошел месяц с лишним, и рана затянулась. Но Огава боялся, что ефрейтор навсегда останется инвалидом и не сможет ходить. Он велел Симидзу попробовать разрабатывать ногу. Морщась от боли, воин согнул и разогнул ногу и с радостью убедился: сустав действует.

Однако о том, чтобы передвигаться сколько-нибудь быстро, нечего было и думать. Симидзу лишился обычной своей жизнерадостности и выглядел подавленным.

Однажды, когда Огава и Касима вернулись с охоты, они нашли Симидзу лежащим на животе и сжимающим в руках винтовку. Ефрейтор в кого-то целился. Огава и Касима залегли, и лейтенант тихо спросил:

— Ефрейтор, что случилось?

Симидзу, увидев товарищей, облегченно вздохнул и перевернулся на спину.

— Я слышал голоса где-то на побережье, — объяснил он. — Мне показалось, что сюда крадутся какие-то люди, примерно семь-восемь человек. Я решил, что живым не. сдамся.

Огава