Против либерализма к четвертой политической теории - Ален де Бенуа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Антиутилитаристское движение, следуя за такими авторами, как Марсель Мосс и Карл Поланьи, разработало систематическую критику утилитаристской парадигмы. Жан Пьер Дюпьи, прекрасный знаток англосаксонского мира и теории игр, считает, что роковым для человечества становится «все возрастающее проникновение во все области жизни — приватные и публичные, социальные и политические — экономической и товарной логики». В своей последней книге он в ходе строгого и доказательного разбора классиков либерализма (Ролз, Нозик, Хайек) показывает, что либеральное общество, исключая саму идею жертвы, на которой основана всякая подлинная социальность, автоматически приводит к неизбежному конфликту «уравненных» индивидуумов и к абсолютизированной «панике».
Подведем итоги:
развод между собой политических и интеллектуальных семейств открыл перспективу новых и неожиданных союзов. неприятие доминирующей идеологии, находящей ся в центре, заставило сторонников периферии совершить значительные перегруппировки, и те, которые вчера еще принадлежали противоположным лагерям, сегодня объединяются. Тот факт, что реакция на события последних лет — падение Берлинской стены, война в Персидском заливе, распад Варшавского договора, а затем СССР — была у пред ставителей разных идеологических групп совершенно не предсказуемой, показывает, что мы вступили в новую эру, где солидарность будет определяться на основании новых признаков и принципов. В 1981 году приход к власти Миттерана положил начало ликвидации социализма. В то время власть провозгласила основной тезис: «Вся наша деятельность в современной Франции направлена на то, чтобы революции не произошло ни в коем случае». левые отныне стали как бы вторыми правыми. Они скромно призывали к тому, чтобы покончить с идеологиями и ослабить остро ту политических убеждений граждан, т. е. провести курс на деполитизацию. Вместо левацкой формулы «все — политика», возобладала либеральная «все — экономика». но вые социальные оппозиционные движения, выходящие далеко за рамки старых моделей, начали совместно выступать против этой идеологии центра, где царствует «рыночный монотеизм» (выражение Гароди): бессмысленный «антирасизм» прикрывает собой полное отсутствие подлинно левых идей, а в стане правых узколобая ксенофобия подменила со бой связное нонконформистское мировоззрение и защиту органической общины. Отныне подлинное разделение про ходит между холизмом и индивидуализмом, коммунотаризмом и универсализмом, технократией и экологией, рыночностью и антиутилитаризмом. В сущности есть только два лагеря: те, кто приемлет товарную вселенную и рыночную логику, и те, кто их отвергает. Или еще: те, кто верит в конец истории, и те, кто считает, что она все еще открыта.
В своей недавней книге люк Болтански и Ева Шапелло1 задались вопросом, каким образом капитализм не перестает мобилизовывать индивидов на достижение одной единственной цели: накопление капиталов? Занятые идентификацией «верований, которые должны оправдать капиталистический порядок, поддержать и сделать легитимным соответствующий ему способ действий», они приходят к выводу, что в каждую эпоху капитализм содержит в себе разные базовые фигуры, разные способы индивидуального привлечения и разный оправдательный дискурс. Все это позволяет говорить о трех различных периодах.
В первую эпоху классического капитализма (XIX в.) этот строй воплощен в фигуре буржуа, описанной Вернером Зомбартом, фигуре предпринимателя и «рыцаря индустрии», характерной чертой которого является вкус к риску и к инновациям. Это капитализм патерналистский и семейный, держащийся на солидарности в рамках класса буржуазии, осуществляющего власть. Элемент привлечения по строен на воле к открытию и предпринимательству, дискурс легитимации совпадает с культом прогресса.
Второй капитализм развивается начиная с 30-х годов. Это капитализм крупного предприятия и фордистского компромисса, в рамках которого пролетариат отказывает ся от социальной критики в обмен на гарантии вхождения в средний класс. рост зарплат стимулирует потребление, смягчающее конфликты. Символической фигурой этого второго капитализма является генеральный директор пред приятия или акционерного общества. Индивидуальное привлечение (соблазн) состоит в развитии предприятия до максимума производительных возможностей. Оправдательный дискурс делает акцент на увеличении покупатель ной способности, на валоризации компетентности и «за слуг». Этот период, соответствующий перераспределению, осуществляемому Государством-Провидением, кейнсианству и регулярному расширению среднего класса, заканчи вается вместе с концом славного тридцатилетия, примерно в середине 70-х, что совпадает с нефтяным кризисом 1973 г. Мы уже вошли в «третью стадию капитализма», что со ответствует разнузданному капитализму, или турбокапитализму, как определил его Эдвард Лютвак2. его базовой фигурой является шеф проекта (coach) или работник сети (networker), ограниченный в своей активности необходимостью работы в структурах с коротким сроком существования. его ключевыми ценностями являются автономия, мобильность, креативность, выживаемость. новый капитализм меняет принцип иерархии другими способами управления персоналом. Становится все меньше и меньше «руководителей», все больше и больше «ответственных». Гибкий, коммуникабельный, адаптируемый, внимательный к человеческим ресурсам менеджер заступает место солидному и планирующему свои действия руководителю. Служащий мобилен и в наименьшей степени верен фирме, в ко торой он работает. В связи с интенсификацией конкуренции фирма все меньше и меньше действует «внутри»: она выносит вовне свои службы, которые характеризуются субподрядным принципом и ненадежностью. Предприятие фордистского или тейлоровского типа все более уступает место фирмесети, феномену, параллельному появлению «коннексионистского» мира постмодерна. Элемент привлечения представлен развитием новых технологий. Оправдательный дискурс состоит в дискурсе «новой экономики», которая поможет человечеству войти в новую эру устойчивого роста.
Основной чертой этого нового капитализма является необыкновенный рост могущества финансовых рынков. Взрывной рост биржевых курсов, начавшийся на Уоллстрит в 80е гг., вскоре распространился и на Европу.
Между 1998 и 1999 г. биржевой индекс ценных бумаг на Парижской бирже вырос на 30 %. если на протяжении прошедшего столетия стоимость ценных бумаг, вращавшихся на бирже, была эквивалентна пятнадцатилетней норме прибыли, то сейчас она эквивалентна тридцатипятилетней. результатом являются одержимость создания прибыли для акционера и требования чрезмерной рентабельности для капитала. нормы доходности для капитала в настоящее время составляют 15 %, в то время как рост ВВП не превышает 4–5 %. Параллельно, если ранее прибыльность пред приятия оценивалась на основе доходных поступлений в его бюджет, сейчас изза неуверенности в будущем этот показатель вычисляется на основе завоеванных им частей рынка. Курс акций, колеблющийся случайным образом, перестал отражать реальную ситуацию в компании или на предприятии; котировка акций фирм уже не совпадает с их реальной стоимостью. Западный биржевой бум порвал отношения между нормами прибыли реальной экономики и нормами прибыли, извлекаемой из ценных бумаг. Эко номическая ценность все меньше и меньше соответствует ценности объективной и все более и более — виртуальному богатству, отвечающему неограниченным желаниям индивидов. Предпринимательская динамика встраивается в финансовую динамику, не имеющую реальной основы. Этот разрыв между реальной и финансовой ценностью, между биржевой и прибавочной стоимостью, а также между потребителем и акционером приводит к иллюзии, что накопление ценных бумаг равноценно производству материальных благ. Спекулятивный «пузырь», не перестающий расти, рискует в каждый момент лопнуть, приведя к новому биржевому краху.