На фронтах Первой мировой - Сергей Куличкин

Летняя кампания 1915 года, на мой взгляд, имела решающее значение не только для итогов годового противостояния воюющих сторон, но и всего хода мировой войны. Операции летнего периода в полной мере обозначили основные провалы и ошибки руководства обеих коалиций как в военном, так и политическом плане. Ошибки, которые уже невозможно было исправить, которые направили ход войны в определенное русло и привели к определенным, ныне хорошо известным результатам. Шел всего второй год пятилетней мировой войны, но внимательный анализ главных в кампании кровопролитных сражений на Восточном фронте, сравнительно второстепенных операций на западном и других театрах военных действий, показывает это со всей очевидностью.

Накануне летней кампании четко определилась разница стратегического положения сторон, исходящая из главного постулата – война предстоит длительная. Антанта и Центральная коалиции, прежде всего Германия, все еще надеялись закончить войну стратегическим ударом. Для этого важно было вывести из войны хотя бы одного из стратегических союзников, вплоть до заключения сепаратного мира. Не менее важным являлось и привлечение на свою сторону все еще колеблющиеся страны – Италию, Румынию, Болгарию, Грецию. Выбрав Восточный театр основным, Германия продолжала наращивать там усилия и готовить главный удар, по-прежнему ограничившись стратегической обороной на Западе. Англо-французское руководство окончательно отвергло идею решительного удара и предполагало вести войну на измор, для чего и продолжало наращивание своей материальной мощи. При этом намечалось несколько частных операций во Франции, в Дарданеллах, в Месопотамии. Эти операции должны были оказать помощь русским армиям и привлечь на свою сторону колеблющиеся страны. Англичане и французы вполне искренне считали положение России с ее неисчислимыми людскими ресурсами, непреодолимыми просторами стабильным, не вызывающим особой тревоги. Тем более что русское командование после зимней кампании само особенно не тревожилось. Русская Ставка терзалась между соблазном проникнуть на Венгерскую равнину и озабоченностью растянутости своего фронта.

Летом, как и зимой, основные события развернулись на Восточном фронте, но мы по установленному ранее алгоритму все-таки начнем анализ с западного ТВД. Начальник немецкого Генштаба Фалькенгайн, перебрасывая все новые и новые силы с запада на восток, вполне справедливо не сомневался, что оставшиеся войска, посаженные на прекрасно оборудованные многополосные оборонительные сооружения, выдержат возможный удар англо-французских армий. Более того. Отчасти для проверки устойчивости войск противника в позиционной войне к новым способам и формам ее ведения, отчасти для дезинформации русского командования Фалькенгайн решил сам активизировать Западный фронт. 22 апреля 4-я германская армия предупредила атаки противника контрударом по 2-й английской армии под Ипром. Изюминка контрудара заключалась в газобаллонной атаке. Немцы развернули газовые баллоны только на 6-километровом участке, выход газа продолжался не более 5 минут, но газовое облако глубиной до 800 метров и высотой до 3 метров сразу отравило хлором 15 тысяч человек, из которых 5 тысяч умерло. «Огромное облако зеленовато-желтого газа, – пишет оставшийся в живых очевидец, – поднимается из-под земли и медленно двигается по ветру по направлению к нам, газ стелится по земле, заполняя каждую ямку, каждое углубление, и затопляет траншеи, воронки. Сначала удивление, потом ужас, и, наконец, паника охватила войска, когда первые облака дыма окутали всю местность и заставили людей, задыхаясь, биться в агонии. Те, кто мог двигаться, бежали, пытаясь, большей частью напрасно, обогнать облако хлора, которое неумолимо преследовало нас».

Так человечество впервые столкнулось с оружием массового поражения. Германия, нарушив конвенцию, запрещающую применение ОВ, отрыла новую кровавую войну, в которую немедленно втянулись все противоборствующие стороны. Я уже говорил, что впервые немцы применили ОВ еще в январе месяце на русском фронте, но тогда их эффективность не была столь ужасна, как под Ипром. После Ипра производство отравляющих веществ, как по мановению волшебной палочки, возросло невиданными темпами. Даже в России буквально из ничего возникло более 200 заводов. Как же на удивление быстро и умело, с легендарных времен и до нашего времени люди учатся производить оружие собственного уничтожения. Политики же и генералы уверенно и цинично объяснят необходимость их применения. Тот же Фалькенгайн, не смущаясь, заявит: «Там, где, благодаря переходу к позиционной войне, какая-либо из сражающихся сторон имела время для применения в полном объеме средств обороны, зачастую оружие атакующего оказывалось также не на высоте. В результате приходилось стремиться к созданию такого оружия, которое могло бы успешно с ним состязаться, но изготовление которого было бы осуществимо и при учете ограниченных возможностей германской военной промышленности. Таким оружием являлись удушливые газы». Русская Ставка тоже немедленно обратилась к военному министру: «Верховный главнокомандующий признает, что ввиду полной неразборчивости нашего противника в средствах борьбы единственной мерой воздействия на него является применение и нашей стороной всех средств, употребляемых противником». Кстати, самый эффективный первый угольный противогаз создаст русский академик Н. Д. Зелинский. Но вернемся на поля сражений во Франции.

Германцы под Ипром достигли безусловного тактического успеха, но развить его не смогли же по заявлению того же Фалькенгайна, из-за отсутствия наготове необходимых резервов. По большому счету немцы и не хотели развивать этот успех. Все свои усилия они сосредоточили на операции по прорыву русской обороны в Галиции, которая началась ровно через десять суток после Ипра. И все-таки отдадим должное нашим западным союзникам. Они сразу же после ипрской трагедии приступили-таки к подготовке наступательной операции – прорыву германских позиций все на тех же холмах Артуа севернее Арраса, где потерпели неудачу в февральских боях. Операция поручалась лучшему, на мой взгляд, французскому полководцу командующему 10-й армией генералу Фошу. Поддерживать его с севера должна была 2-я английская, а с юга 5-я французская армии. Фош учел недостатки зимних боев и опыт только что закончившегося удачного прорыва немцев русского фронта. Пехота готовилась к решающему броску только после массированной артиллерийской подготовки. Он стянул на участок прорыва шириной всего в 10 километров сотни орудий, в том числе 350 крупного калибра. Но германские оборонительные позиции под Артуа отличались от русских оборонительных позиций под Горлицей, как небо и земля. После ураганной артподготовки французская пехота бросилась на штурм, мгновенно преодолела 2 километра первой линии германских позиций, но сразу же наткнулась на нетронутую вторую линию, снабженную, как и первая, теми же проволочными заграждениями, бетонированными пулеметными и артиллерийскими гнездами, траншеями полного профиля. Атака также мгновенно захлебнулась. Целую неделю потом французы будут подтягивать артиллерию, буквально прогрызать немецкую оборону, атакуя густыми цепями и неся большие потери от пристрелянного пулеметного огня. Смертный счет пошел на десятки тысяч, и Фош прекратил бесплодные атаки.

Именно в этот момент русский Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич «бомбардировал» своего французского коллегу генерала Жоффра телеграммами с просьбой предпринять новое наступление для облегчения положения русского фронта. Существует устойчивое мнение, что союзники бросили Россию на произвол судьбы в самый разгар боев в Галиции и Польше. Отчасти это верно. Тем более это признал, пусть и задним числом, тогдашний английский премьер Ллойд Джордж: «Мы предоставили Россию ее собственной судьбе». Но ведь были же все-таки наступления в Артуа со значительными для союзников жертвами, которые, во всяком случае, держали немецкий штаб в напряжении и не позволили перебросить на восток дополнительные силы. Вполне справедливо замечание А. Керсновского: «9 мая ген. Жоффр предписал командовавшему Северным французским фронтом ген. Фошу перейти в энергичное наступление для облегчения русского фронта. Начавшееся Лореттское сражение стоило французам до 200 000 чел. убитыми и ранеными, но не дало никаких результатов: на Западе техника еще не успела подняться до уровня требований новой тактики. Видя безуспешность атак в Артуа и Пикардии, ген. Жоффр приостановил дальнейшие наступательные попытки. Кровавые жертвы французской армии остались неизвестными – ив России общественное мнение негодовало на “бездействие союзников”, которых мы в прошлом году выручили в Восточной Пруссии и которые сейчас “не желали нам помочь”». Для большей помощи надо было идти на такие жертвы, на которые западные демократии никогда бы не пошли и не пойдут. Тем более по отношению к России. В сущности, наши западные союзники сделали все, что могли.