Ты мне не нравишься - Татьяна Новикова

В итоге мы тормозим у придорожного отеля, и Артем на руках выносит меня из машины. Как чертову невесту. Как будто мы оказались в темной сказке, и вместо принца мне достался огнедышащий дракон.

Пока Артем по телефону договаривается с администратором об ужине (почему-то он считает, будто мне необходим ужин, хотя рассвет за окнами намекает, что неплохо было бы позавтракать), я на цыпочках пробираюсь в ванную комнату, собираясь помыться. Ходить больно. Не спасают даже новые мягкие тапочки.

Я застываю в дверях.

– Представляешь, тут джакузи! – с восхищением высовываю наружу голову.

Артем кривится и прижимает трубку к плечу.

– Софья. Твой отчим ворочает миллионами, а ты восхищаешься ванной с пузырьками?

– Да ты просто посмотри! – маню его за собой.

Миронов-младший нехотя подчиняется, заходит за мной следом и, иронично склонив голову набок, рассматривает гигантское джакузи, в котором одновременно могут поместиться три человека.

Он взял нам люкс-номер, обосновав свой выбор тем, что «в дешевых жить вообще невозможно, там только клопы и проститутки». Поэтому вначале я, раскрыв рот от неверия, рассматривала две громадные комнаты, а теперь…

Ух ты…

– Софья, это всё ещё обычная ванна. Ты слишком впечатлительна…

– Не бухни как старый дед! Заткнись и иди ко мне.

Скидываю с себя платье, оставшись в одном нижнем белье.

Артем закусывает разбитую губу, опять начавшую сочиться кровью. Делает шаг в мою сторону и, легко обхватив меня за талию, сажает на край ванной. Коленом вторгается между ног, максимально приближаясь.

Я не вижу, но слышу, как он крутит какие-то рычажки, и горячая вода стремительно набирается. А мы целуемся. До исступления. Сладко. Дерзко. Без ограничителей, ибо те сорваны.

Я замерзла, и мои соски совсем затвердели. Мысль такая неправильная, что начинаю краснеть. Но Артема это возбуждает. Он обхватывает их губами поочередно, теребит, мучает сладкой пыткой. Его ладонь дотрагивается до меня внизу, неспешно, будто бы пытаясь поймать ту самую волну, которая совсем недавно доводила нас обоих до грани. Возносила к небесам и рушила в пропасть. Раз за разом.

Одежда летит на белоснежный кафель. Рубашка, джинсы, нижнее белье. Лишняя шелуха, всего лишь красочная мишура, которая мешала расправить крылья. Иногда необходимо обнажиться, чтобы дышалось спокойнее.

Я обхватываю твердый, такой желанный член, чуть оттягиваю кожу, заставляя Артема коротко застонать. Мне до сих пор сложно раскрепоститься, я смущаюсь, когда веду пальцами по головке. Не покидает ощущение запретности и неправильности происходящего.

Впрочем, Миронов умеет отвлечь меня от ненужных мыслей.

– Значит, любишь пузырьки? – произносит он сиплым от желания тоном и перемахивает через бортик, потянув меня следом.

Вода горячая, в ней приходит расслабление. Даже усталость. Кажется, я дико вымоталась за этот длинный день. Тепло окутывает, и глаза начинают предательски слипаться.

Впрочем, когда рядом Артем, очень сложно предаться неге и задремать. Он обхватывает меня за бедра и сажает на себя, оглаживает, легонько шлепает, добавляя остроты ощущения. Входит не сразу. Кажется, моё тело отвыкло, но тем слаще чувствовать его в себе, ощущать каждое движение, привыкать к размерам. Медленно, издевательски неторопливо, заставляя ерзать и закусывать губу от нетерпения.

Он умудряется заполнять меня всю, держит под таким углом, чтобы одна из струй била прямиком в лоно. Невыносимо чудесные ощущения. Я вся обращаюсь в сплошную натянутую струну. Мне просто необходима разрядка.

Когда его пальцы касаются меня внизу, раздвигая половые губы, я не сдерживаюсь. С тихим всхлипом замираю. Взрываюсь эмоциями. Чувствами.

Движения становятся более рваными, Артем двигается быстрее. Гладит, теребит, закусывает, дует на раскаленную от желания кожу. Каждый толчок внутри меня разносит по венам электричество.

Руки сжимаются на моих бедрах. Уверена, останутся синяки, но конкретно в эту секунду нет ничего круче легкой отрезвляющей боли. Артем прикрывает веки и издает долгий стон, вытащив член за секунду до того, как кончить.

Он не забывает о безопасности даже на грани оргазма.

А потом он переворачивает меня к себе спиной, выдавливает на ладонь шампунь и долго моет мои волосы. Тщательно, перебирая их, смывая теплой водой из душа. Намыливает тело ароматным гелем, касается слишком откровенно, заставляя меня вновь зажечься страстью. Ведет мыльными пальцами по набухшей груди, проталкивается между ног. Поглаживания становятся всё настойчивее. Губы касаются мочки уха.

– Какая же ты вкусная, – прикусывает шею, и два пальца ныряют внутрь, заставив захлебнуться новым стоном.

Он изматывает меня, изводит неспешностью. Проверяет на прочность, не позволяя обернуться.

– Такая отзывчивая, – его шепот добавляет возбуждения. – Кончай, детка.

Двух слов достаточно для того, чтобы меня сорвало. Будто бы в мозгу взрывается предохранитель. Я изгибаюсь всем телом, вжимаюсь макушкой в грудь Миронова. Оргазм долго не отпускает, перекатываясь во мне волнами.

– Этого стоило ждать, – говорит Артем с усмешкой.

Он целует меня в уголок губ и укладывает на кровать исполинского размера. Крепко обнимает меня со спины. Вжимает в себя, не позволяя выбраться. Мы нежимся некоторое время, обнаженные, разгоряченные, неспособные даже думать.

Мне бы сейчас заснуть, чтобы не рушить прекрасное завершение отвратительного дня, но язык сам по себе двигается.

– Расскажи мне, пожалуйста.

– Что тебе рассказать? – почти нежно, безо всякого ехидства. – Спрашивай.

– Что случилось с твоей мамой? – произношу первое, что приходит на ум, и тотчас закусываю язык.

Как можно спрашивать об этом после секса? Что у меня в голове? Ватные шарики?

– Неплохое начало, – отвечает Артем, перекатившись на спину.

Он укладывает голову на руки. Смотрит в потолок, а я устраиваюсь у него подмышкой. Выжидаю. Даю ему возможность обдумать, хочет ли он говорить. Не позволяю закрыться в себе, но и не давлю.

Мы должны довериться друг другу не только в сексе. Иначе нет никакого смысла в отношениях. Нет смысла уезжать вместе, скрываться от родителей, прятаться от самих себя. Если мы не сможем говорить друг с другом начистоту, проще мне этим же днем уехать обратно в город и навсегда стереть из себя Артема Миронова.

– Скажу банальность: люди смертны, Софья… – начинает он, и я понимаю: у меня получилось невозможное.

Он некоторое время молчит, словно привыкает к новой вершине, которую только-только покорил.

– Если ты думала, что моя мать погибла от каких-нибудь бандитских разборок, то огорчу. Она просто умерла. Заболела, когда мне было девятнадцать, за год сгорела. Этого даже не объяснить. Просто от человека осталась лишь одна оболочка, серая, безжизненная, лишенная всего того, что я любил. Проблема в том, что отец отказывался признавать мамину болезнь. Он всё так же колесил по своим гребанным командировкам, до ночи засиживался на совещаниях. Я старался проводить с мамой всё свободное время, но понимал: ей нужен муж. А тот постоянно повторял: «Всё наладится, её прооперируют лучшие европейские врачи». Ну и что? – он невесело усмехается. – Прооперировали, в итоге мать умерла прямо на больничной койке. В этой чертовой Европе, которой так хвастался отец. Мы остались вдвоем.