Надрез - Марк Раабе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Хватит сопли распускать, Люк. Соберись!»
Но Габриэль больше не может держать себя в руках. Будто прорвалась какая-то дамба, по его лицу градом катятся слезы. Словно ему опять одиннадцать и он погряз в давнем кошмаре. Вонь мусора вызывает новый приступ тошноты, и в голове Габриэля вспыхивает давнишний образ – босые ноги на холодном каменном полу, испачканном рвотой. Габриэль дрожит, он больше не может сдерживать тошноту. Его рвет. Отерев рот, он чувствует, как в нем разгорается ярость. Как могло случиться, что Лиз оказалась втянута в эту историю? Насколько больным нужно быть, чтобы причинять вред ей, когда речь идет только о нем?
Тринадцатое октября…
Габриэль знает, что ему просто нужно открыть одну-единственную дверцу в голове – дверцу, запирающую воспоминания о той ночи. За этой дверцей ждет Лиз, ждет, чтобы он спас ее. Вот так все просто. И так сложно.
Он думает о кошмаре, который ему сегодня приснился, о той лестнице в пустом пространстве. Пытается прокрутить в голове обрывки сна, сложить из разрозненных образов целостную картину.
Той ночью его родители скандалили, Дэвид спал, а сам Габриэль выбрался из кровати и босиком прокрался мимо кухни к двери подвала. И он был одет в пижаму… На этом его воспоминания заканчиваются. Во сне он спустился в тот подвал. Красная комната со стенами из плоти, манившая его, точно чарами… Это, должно быть, фотолаборатория.
Лаборатория отца.
«Прекрати, Люк, ты все равно не можешь вспомнить».
«Все это должно быть как-то связано с той лабораторией. Вот только как?»
«Брось, это был всего лишь сон!»
Габриэль поджимает губы. Это бессмысленно. Дверца захлопнулась.
Он поднимает глаза к небу и думает, какое сегодня число. Третье? Или уже четвертое сентября? До тринадцатого октября осталось около шести недель. У него начинает дергаться глаз. Габриэль пытается встать. Мусор под ним подается, он спотыкается и снова проваливается в мягкую массу.
«Соберись», – думает он.
Сунув руки в карманы куртки, он начинает лихорадочно рыться там. Ничего. Пустота. Ни ключа, ни удостоверения, ни денег. Даже те деньги, которые он отобрал у Дресслера, пропали. И только во внутреннем кармане куртки что-то лежит. Он ощупывает найденный предмет. «Мобильный, – думает он. – Мобильный Лиз». Двумя пальцами Габриэль достает телефон. Пластиковый корпус разбился, экран покрылся трещинами. На мгновение его сердце замирает. Телефон – его единственная связь с Лиз, вернее, с ее похитителями.
Дрожащими руками он вынимает аккумулятор и достает важнейшую для него деталь – SIM-карту. Смотрит на крошечный чип с двух сторон и облегченно вздыхает: похоже, карта цела, ее можно вставить в новый телефон, и она будет работать. Значит, похититель сможет опять ему позвонить. Если этот тип вообще собирался так сделать.
Габриэль задумывается: не стоит ли обратиться в полицию и рассказать всю эту историю? Лиз бы уж точно пошла в полицию. Как и Дэвид. Дэвид всегда верил в справедливость, как ребенок, хватающийся за соломинку в лесу, полном деревьев…
«Справедливость? Забудь об этом, Люк. Справедливости не бывает. Как ты думаешь, что с тобой сделают легавые, если ты сдашься? Справедливость, ха! Оглянись. Бог и дьявол играют людскими судьбами, а ты можешь полагаться только на одного. На самого себя».
На лоб ему падает крупная капля. Габриэль поднимает голову. По небу плывут дождевые облака, серые, как груды шифера. Отдельные капли копьями устремляются к земле. Вскоре перестук дождя заглушает и вороний грай, и рев мусоровозов.
Стиснув зубы, Габриэль выпрямляется, стараясь не обращать внимания на головную боль. Он пошатывается, но ему удается удержаться на ногах.
«И что теперь?»
Ему нужен душ, новый телефон и укрытие. И за все это нужно будет платить.
Габриэль, невзирая на вонь, делает глубокий вдох. Сердце бьется часто-часто, холодный дождь смывает притупленность сознания. Он медленно пробирается по свалке в сторону, откуда доносится рев мотора. Мусор поблескивает, будто дождь покрыл его тонким слоем лака.
Габриэль пытается вспомнить, где в Берлине находятся свалки, но тщетно. Неважно, нужно поймать какой-нибудь мусоровоз… Проходит около получаса, прежде чем рядом с ним останавливается оранжевый мусоровоз Берлинской муниципальной службы уборки города, привезший на свалку очередную порцию мусора. Промокший насквозь и продрогший, Габриэль колотит ладонью по дверце с логотипом муниципалитета. Узколицый водитель опускает стекло, и в окошко высовывается голова с кустистыми бровями.
– Ну и ну, у нас уже бомжи по свалке лазят…
– Вы не могли бы меня подвезти? – Габриэль пытается перекричать рев мотора.
Водитель равнодушно смотрит на него, затем пожимает плечами.
– Ну, а куда надо-то?
– Шоссештрассе. К кладбищу Доротеенштадт.
– Запрыгивай.
С благодарностью кивнув, Габриэль забирается в кабину.
Около часа спустя мусоровоз, поскрипывая, останавливается перед главным входом на кладбище.
Дорожка, ведущая к могиле, врезалась в память Габриэля еще с тех времен, тридцать лет назад. Как хрустел сухой коричневатый гравий под ногами Дэвида, как они шли к свежевырытой могиле, распахнувшейся голодной пастью и поглотившей их родителей…
Сейчас гравий темный, влажный. Земля напиталась дождем, и камешки легко втаптываются в тропинку. Черная земля могил – вековечное, бренное Ничто, поглощающее лучи света.
Обессилев, Габриэль падает на колени перед могильной плитой. Дождь извилистыми струйками стекает по поблекшей золотистой надписи на красноватом мраморе:
Клара и Вольф Науманн
13 октября 1979
И вдруг его охватывает безграничная тоска.
«Этого ты хотел? – шепчет голос в его голове. – Это что, шоковая терапия?»
«Ты прекрасно знаешь, что мне тут нужно».
«Разве ты не понимаешь, что я был прав? Куда это все нас привело?»
«Ты просто пытаешься меня запугать».
«Нет, Люк. Это не я пытаюсь тебя запугать, это ТЫ боишься. И правильно делаешь. Ты ведь на самом деле хочешь, чтобы все оставалось по-прежнему, верно?»
«Это ТЫ так хочешь. Я хочу вспомнить».
«Я просто хочу, чтобы с тобой все было хорошо. И потому советую поступить так, как тебе будет лучше».
«Хреновый из тебя советник».
Габриэль на четвереньках обползает мраморное надгробие. Вода затекает ему за шиворот, земля чавкает под ногами и руками. Колени на несколько сантиметров погружаются в топкую грязь. Нагнувшись, Габриэль принимается голыми руками выкапывать землю из-под плиты.