Надрез - Марк Раабе

Габриэль прикусывает губу. Сарков буравит его взглядом.

– И ты до сих пор не сказал мне почему!

Габриэль опять отводит глаза, чувствуя себя пойманным на лжи ребенком. Он едва справляется с тем, чтобы подавить в себе желание рассказать Юрию правду о похищении Лиз и попросить о помощи. Но его удерживает жестокое и однозначное предупреждение похитителя.

«Никому ни слова. Ни полиции, ни кому-то еще… Я разрублю тело твоей Лиз на части и разбросаю по парку Фридрихсхайн».

– Ну хорошо, – с подчеркнутой рассудительностью произносит Сарков. – Если не хочешь говорить об этом, то, может, хотя бы соизволишь сказать, почему на Кадеттенвег поехал ты, а не Коган?

– Коган плохо себя чувствовал, – бормочет Габриэль.

– Да что за бред! – Сарков стучит ладонью по столу, и Габриэль невольно вздрагивает. – Мне до жопы, кто там себя как чувствует. Если я говорю, что тебе туда нельзя ехать, значит, тебе туда нельзя ехать! – Его серые глаза поблескивают за стеклами очков. – Зачем ты туда поехал? Что тебе там было нужно?

– Что мне там было нужно? – Габриэль потрясен такой вспышкой ярости. – Ну как что… Проверить сигнализацию. Честно говоря, я мог бы и отказаться.

Ноздри Саркова раздуваются. Откинувшись на спинку кресла, он недовольно смотрит на Габриэля и вздыхает.

– Bljad… И что теперь? Что мне с тобой делать?

– Помоги мне.

– Помочь? – ахает Юрий. – Собственно говоря, я тебе и так уже достаточно помог, верно?

– Мне просто нужно…

– Да понятно, что тебе нужно, – перебивает его Сарков. – Деньги и место, где можно залечь на дно на какое-то время. – Он опять вздыхает. – Ну ладно. Я, наверное, к старости сентиментален стал. Хорошо, я тебе помогу, но только если ты немедленно уберешься отсюда ко всем чертям. Можешь поехать в Москву, там такой человек, как ты, мне пригодится. Филиалу фирмы в России не хватает сотрудников, а Олег – чертов сопляк.

– В Москву? – огорошенно переспрашивает Габриэль.

– А ты как думал? На Гавайи? Мне очень жаль, тут уж ничего не поделаешь.

– Я… я не хочу уезжать. Мне просто нужно…

– Послушай, мальчик мой, совершенно неважно, чего ты хочешь. Я тебе говорю, убирайся из Германии – и ты уберешься отсюда. Это твой единственный шанс избежать тюрьмы, ты хоть это понимаешь?

Габриэль стискивает зубы.

– Я не могу уехать. Ни в коем случае. Не сейчас.

Сарков потрясенно смотрит на него.

– Тебе легавые мозг отстрелили? Что за ахинею ты несешь? Чего ты хочешь?

– Когда ты стал моим опекуном, – вкрадчиво начинает Габриэль, – тебе ведь предоставили право доступа к моей истории болезни, верно? Ну, в смысле, ко всем записям о моем лечении.

Сарков щурится.

– Я не понимаю вопроса.

– Я… Мне просто нужно кое-что выяснить. О той ночи, когда погибли мои родители. Я подумал, если ты читал историю болезни, может быть…

Сарков смотрит на него, как на сумасшедшего.

– Так, подведем итоги случившегося, да? Тебя арестовали – якобы за то, что ты кому-то перерезал горло. Потом ты захватываешь психиатра в заложники, вырываешься из полицейского участка, и теперь все легавые в городе на ушах стоят, пытаясь тебя отыскать, а тебе больше нечем заняться, как копаться в своем треклятом прошлом?

– Это важно, – стоит на своем Габриэль. – Ты читал мою историю болезни?

Сарков, по-прежнему щурясь, смотрит на него, затем качает головой.

– Нет.

– Ты не знаешь, как мне раздобыть те бумаги?

Юрий молча смотрит на руки.

– Они все еще в «Конрадсхее»?

– Нет.

– Откуда ты знаешь?

– Они тогда передали мне все документы.

У Габриэля на мгновение замирает сердце. В нем нарастают надежда и страх.

– Они отдали тебе все? Заключения врачей, протоколы сеансов, всю эту дрянь?

– Почему ты спрашиваешь? Раньше тебя это не интересовало.

– А теперь интересует. – Габриэлю едва удается сдерживаться.

Подавшись вперед, Сарков облокачивается на стол и складывает руки.

– Я не могу отдать тебе документы. И я хочу, чтобы ты уехал. Немедленно. Это мое последнее предложение.

– Хорошо… – протяжно произносит Габриэль. – Отдай мне бумаги – и я уеду.

Лицо Юрия каменеет.

– У меня нет этих бумаг.

– В каком смысле?

– В прямом. Бумаг больше нет. Я их выбросил.

«Выбросил». Габриэлю требуется какое-то время, чтобы осознать смысл этого слова. Выбросил. У Саркова был ключ к его воспоминаниям, ключ от тюрьмы, в которой заточена Лиз, а он выбросил этот ключ? Габриэль потрясенно смотрит на начальника.

– Ты лжешь, – шепчет он.

– Зачем мне лгать? – Сарков качает головой.

Взгляд Габриэля блуждает по комнате и останавливается на большом матово-серебристом сейфе слева от письменного стола. Рядом – еще маленький сейф с ключами.

– Документы там, верно?

Сарков опять качает головой.

– Это… это мои документы, ч-черт! Это моя жизнь! – запальчиво кричит Габриэль.

– Твоя жизнь? – насмешливо осведомляется Юрий. – Без меня у тебя и жизни бы никакой не было. А теперь ты вздумал ныть из-за каких-то старых бумажек? Оставь меня в покое со своими дебильными документами, пакуй вещи и вали на хрен в Москву, пока не наломал еще дров.

Габриэль в бессильной ярости сжимает спинку стула.

– Габриэль… – Смерив его долгим взглядом, Юрий вздыхает. – Серьезно. У меня нет твоих документов. Позволь мне помочь тебе.

Но Габриэлю не удается отвести взгляда от сейфа. Что-то подсказывает ему, что сейчас он совершит ужасную ошибку, но он не может действовать иначе, поскольку ему нужна эта проклятая история болезни. Габриэль встает, и ему кажется, что его тело весит целый центнер. Он кивает, как всегда кивал, когда Юрий поручал ему серьезное задание. Поворачивается к двери, делает шаг… и, развернувшись, прыгает.

Сарков не успевает отреагировать.

Руки Габриэля сжимают его шею, позвонки под тонкой кожей хрустят. Габриэль чувствует, что поступает неправильно, но в то же время понимает, что иначе нельзя. Еще немного и…

– Еще немного – и ты покойник, – шепчет Габриэль Саркову на ухо. – А теперь открывай сейф.

– Идиот проклятый… – хрипит Юрий.

– ОТКРЫВАЙ!

Габриэль толкает Саркова к массивному, в человеческий рост, сейфу и смотрит на руки Юрия, на его тонкие пальцы, пальцы самого родного ему в мире человека, смотрит, как он вводит комбинацию цифр.