Гарольд Храбрый - Борис Финкельштейн

— Всякое случается, Ваше Величество, — опустил взгляд старик.

— Случается... — не отступал Гарольд. — И всё же что-то тут не укладывается в моей голове. Вот скажи, о чём они говорили там — в Гефсиманском саду? Пока с ними не было Иуды. Не молчали же всё время.

— Сие нам не ведомо, — уклончиво ответил отец Альдред.

— То-то и оно, что не ведомо, — кивнул король. — А ведь это были последние часы. Неужели ты веришь, что ученики могли уснуть? После всего, что сказал им Учитель.

— Вы правы, — задумчиво проронил прелат, — уснуть было трудно.

— А потом, когда пришли стражники, — они молча разошлись. Тебе не кажется всё это странным?

— Не знаю, что и ответить, государь. Ваш разум, стремясь к истине, ломает привычные каноны.

— Я не люблю ходить проторёнными тропами... — пожал плечами Гарольд. — Тебе не приходило в голову, что апостолы могли и не поведать нам всей истины. Слишком слаб наш разум.

— Вы удивительно прозорливы, Ваше Величество, — многозначительно произнёс священник. Он поддел рукава сутаны и закончил: — Они не могли поведать о многом, ибо во многом знании сокрыты многие печали.

— Если знание открывают недостойному? — поднял брови Гарольд.

— Именно, государь, — подтвердил отец Альдред. — Да они и не ведали всего. Высшая истина доступна лишь Создателю. И Иисусу... Но и ученики успели познать многое. Поэтому на Тайной вечере Иисус открыл им сокровенное Имя Бога. Его доверяют лишь лучшим из посвящённых.

— А кто определяет, можно ли доверить? — уточнил король.

— Бог, — прозвучало в ответ.

— Стало быть, недостойный человек никогда его не узнает?

— Никогда, Ваше Величество... Появлялись и ещё будут появляться лжеучителя, претендующие на знание. Но сокровенное Имя Бога они не узнают никогда.

— А раз так, то ученики предать не могли! — убеждённо воскликнул Гарольд. — Избранные Богом не предают... Выходит, Иисус повелел им сделать это? Уберегал?

— Уберегал, государь, — кивнул прелат. — Они должны были нести в мир Слово Божье.

— Так, так, так. А Иуда? Он-то по-настоящему предал?

— Он предал. Но не так, как люди это понимают... Иисус ни от кого не скрывался. Иуда предал его в душе. Он носил сундук с деньгами и был жаден и корыстен. Ему не дано было проникнуться светом истины, исходившей от Учителя.

— Поэтому Иисус и удалил его с Тайной вечери? Чтоб он не узнал Имя Бога?

— Да.

— Иисус не боялся смерти... — размышляя вслух, откинулся на спинку кресла Гарольд. — И знал, что ученики не предадут... О чём же он просил Бога?.. Не о Иуде ли?

— Не думаю... — покачал головой архиепископ. — Хотя... Как его ни суди, а Иуда был близок Учителю.

— Вот. Вот...

— Всегда сидел подле него. Как друг... Или брат... — произнеся последнюю фразу, архиепископ спохватился и настороженно взглянул на короля.

— Как друг... Или брат... — эхом отозвался Гарольд, опуская глаза.

Он молчал, оглаживая бороду, а архиепископ переживал, ругая себя за то, что напомнил королю о брате. В этот момент Гарольд поднял взор.

— Если говорить по совести, — негромко произнёс он, — Иуде было не просто. Все ученики не от мира сего, а он обычный. Если б он отринул золотого тельца и поднял взор к небу, то и тысячи других могли бы сделать это... Но он предал... И Иисус понял, что время ещё не настало. Так?

— Так, государь, — с грустью подтвердил священник.

Гарольд пристально взглянул на него и неожиданно спросил:

— А если б Иисус пришёл сейчас?

— Думаю, было бы то же самое, — не задумываясь, ответил архиепископ. — Как ни прискорбно это сознавать.

— Ия того же мнения... — произнёс король и с горечью добавил: — Отчего мы не хотим слышать? И видеть?.. Не потому ли, что вера усложняет жизнь?

— Усложняет, государь. Тем, кто привык жить лишь для себя, — вздохнул священник. — Иным она открывает дорогу к счастью.

— А без неё его не познать?

— Многие пробовали... Ни у кого не получилось... Коль нарушает законы мироздания — приходится держать ответ.

Услышав последнюю фразу, Гарольд нахмурился, поднялся и прошёл к окну. Он постоял там несколько мгновений, затем возвратился на место, опустил голову и о чём-то задумался.

— Святой отец, — вновь обратился он к архиепископу, — меня не оставляет одна мысль. Она гложет меня и днём и ночью...

Гарольд прервался, не решаясь продолжить, лицо его напряглось, в глазах засветилась неизбывная тоска. Старик понял, что король хочет поговорить о наболевшем, и поспешил прийти на помощь. Мягко взглянув на него, он негромко произнёс:

— Вы имеете в виду вашу злополучную клятву, Ваше Величество?

Гарольд сокрушённо кивнул и сдавленно ответил:

— Её... И всё, что случилось потом...

— У вас не было выбора, — развёл руками священник.

— Тут я с тобой не согласен, — покачал головой король. — Выбор есть всегда...

— Вас принудили дать клятву! — стоял на своём архиепископ. — К тому же вы не знали, что под покрывалом спрятаны Святые Мощи. Да и на клятвопреступление вы пошли лишь в интересах родины. Ведь так?

— Отчасти, святой отец, только отчасти... — вздохнул король. — Столкнувшись С подлостью и коварством, я действительно думал только о родине, — продолжил он после секундной паузы. — И дал клятву, зная, что нарушу её и тем самым спасу свой народ от владычества норманнов.

— Вот видите, — улыбнулся прелат. — На вас нет вины. Бог милостив, он поймёт и простит вас.

— Он-то, может, и простит... — согласился Гарольд. — А что делать мне? Продолжать лгать?

— Кому, Ваше Величество? — не понял старик.

— Самому себе...

— Но в чём ваша ложь?! — воскликнул архиепископ.

— В попытке оправдать честолюбивые помыслы! Кто заставлял меня по возвращении надевать корону?!

— Так решил Высший Совет...

— Решил... — поморщился король, — идя навстречу моему желанию...

— Не только вашему... — начал было старик.

— Именно моему! — перебил его Гарольд. — Ведь я мог стать регентом при юном Этелинге, — с горечью продолжил он. — И обезоружил бы тем самым Вильгельма... Но я не устоял перед соблазном. Ухватился за корону! И навлёк беду на свой народ, поставив его на край пропасти...

Он встал и заходил по залу. Священник растерянно молчал.

— Я готов ответить за свои грехи! — воскликнул Гарольд, возвращаясь на место. — Но почему ни в чём не повинные люди должны страдать из-за одного честолюбца?