"...Миг между прошлым и будущим" - Александр Зацепин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А я же без юмора жить не люблю! Наверное, иногда мои шутки плоские, как рыба камбала, но я все равно пытаюсь…
У нее во Франции были ученики. Светлана хорошая пианистка, работала в Гнесинском институте. Она крепко, по-мужски играла сложные вещи Скрябина, Рахманинова… Французы были просто поражены! Известно же, что русская фортепьянная школа – одна из самых сильных в мире.
Недалеко от нашей церкви жил местный мэр. Он – учитель, очень хороший человек, мы с ним в дружеских отношениях. У него дома инструментальное ателье, там у него есть все: от пилы до сварочного аппарата. Мэр, как и я, все делает себе сам. Как-то мне нужно было приварить что-то на велосипеде, так я к нему… Для жителей округа раз в год он организует в церкви концерты местными силами. Там и Светлана со своим учеником выступала, и внук Саша. Все бесплатно, все делают сами жители. Во Франции вообще многое делается на общественных началах. Прошел ураган, повалились деревья или нефть разлилась – люди приходят и работают бескорыстно.
И вот каждый год Светлана готовила программу. Этот концерт – праздник, событие в жизни нашего округа. Слушателей собирается человек двести…
…Конечно, моим женам всегда было нелегко со мной. Моя первая Светланка прекрасно сознавала, что для меня вся жизнь – это музыка, работа. Иногда где-то проскальзывало: мол, я, конечно, все понимаю, но порой такая тоска берет!.. Я же в гости ходить не любил: только время теряешь!.. Ну, ходили мы на день рождения, предположим, к Лене Дербеневу, еще к кому-нибудь. И Светланка была такая радостная, что мы наконец-то идем куда-то в люди!..
Я, несомненно, полный истукан. Такая каменная башка с острова Пасхи. Очень виноват перед Светланкой. Я ее любил, но посвятил жизнь музыке. А она посвятила жизнь мне, сознательно лишая себя многих мирских радостей. Когда еще работала в музыкальной школе, это была хоть какая-то отдушина для нее. А все время дома сидеть – конечно, тяжело…
То же самое и с моей последней Светланой. Она жаловалась порой:
– В театры не ходим, в гости не ходим, гулять не ходим!..
Конечно, она права! Но если человек – истукан, как я, то это надолго. Скорее всего, навсегда. Правда, порой она меня все-таки куда-нибудь вытаскивала. То в гости, то в США, Испанию, Гваделупу…
Я, несомненно, полный истукан. Такая каменная башка с острова Пасхи. Очень виноват перед Светланкой. Я ее любил, но посвятил жизнь музыке. А она посвятила жизнь мне, сознательно лишая себя многих мирских радостей.
Для меня звук у рояля представляется нейтральным, черно-белым. Закрыв глаза, могу представить: это скрипка, это кларнет, вот здесь виолончель… Когда купил себе муромский электроорган «Юность», хотел работать на нем с наушниками, чтоб не докучать своим близким и соседям. Но у него такой назойливый тембр!.. Он уже изначально как будто ярко-красный, и из него невозможно сделать голубенький или желтенький. Сейчас на синтезаторе чаще всего включаю рояль, иногда электропиано, у него более продолжительный звук, приятный тембр.
Как рождается музыка? Как складывается образ?.. У каждого по-разному. Такой гений, как Моцарт, например, мог просто закрыть глаза и сочинить полностью все произведение, мысленно аранжировать его и только потом записать. Но это – гении!.. Мне же приходится трудиться. Сначала сочиняется какая-то тема. Один знакомый музыкант делает так: сначала – гармонию, аккорды, а потом – мелодию. Я ему говорю:
– Ты же себя сковываешь! Создаешь какой-то размер, как в стихах, ямб там или хорей, а потом пытаешься в него уложиться! Пиши мелодию, какую хочешь, а какой потом получится размер – не важно.
Я делаю наоборот. Сначала рождается тема. Это автоматически приходит. Если сажусь за рояль и начинаю играть – складывается мелодия. С гармонией, аккордами. Плохая она или хорошая, сразу определить не могу. Но благодаря уже большому опыту понимаю, например, что она средняя. Ищу варианты. На какое-то время откладываю, чтобы потом представить, будто я слушатель, а не автор. И тогда сразу слышу все недостатки: тут плохо, там плохо, это вообще надо все выбросить! Так тоже часто бывает. Иногда, если пишу песню, прилягу и мелодию пою про себя. Когда она более или менее сложится, иду к инструменту и играю. Иногда сыграю в другой тональности. А то привыкаешь к одной окраске, а сделаешь выше или ниже – звучит уже по-другому.
Если это, например, пьеса для фортепиано, то, конечно, играю ее на рояле. Хотя какая-то тема может прийти и без фортепиано. Потом сажусь к инструменту, и идет импровизация. Потом могу это изменять, шлифовать.
Бывает, как, наверное, и у поэтов, когда напишутся две хорошие строчки или четверостишие, а дальше – ну никак! И у меня случается: получится запев или припев, а дальше не идет. Тогда откладываю в сторону, пусть полежит. Потом что-нибудь придумается. Или нет.
Практически все время делаешь на конкретного исполнителя. Если у Гайдая, то я знал, например, что будет Юра Никулин петь. Или в «Иване Васильевиче» пела Нина Бродская «Теряют люди друг друга». Это не значит, что требуется нечто особенное. Хотя, конечно, учитываешь возможности, диапазон исполнителя. Некоторые могут, например, субтоном петь, таким снятым голосом, но у них драматических красок мало. А Пугачева может и субтоном петь, и красивым ярким голосом.
Однажды она пришла ко мне на запись, а фонограмма песни не была готова. Я говорю:
– Извини, не пришли музыканты… Записан только бас и барабан.
– А давайте я попробую спеть? – предложила Алла.
И блестяще записала песню…
Вот, к примеру, Исаак Дунаевский. Я всегда считал его у нас композитором номер один. К сожалению, его музыку сейчас редко играют, она незаслуженно забыта, хотя можно было бы современную аранжировку сделать… Когда он писал музыку для фильма, то приносил режиссеру по три-пять (а то и больше) вариантов песни! Потом находил лучший из них, и тогда песня попадала в фильм.
У меня тоже бывает несколько вариантов одной вещи.
Мой консерваторский педагог Евгений Григорьевич Брусиловский говорил мне, когда я на первом курсе приносил ему свое новое произведение:
С Раймондом Паулсом, Юрмала, 2010 год
– Шура, ну, скучная тут мелодия!.. Вот смотрите: тут нота «ре», потом дальше опять «ре». У вас за короткое время шесть раз повторяется «ре». Это создает статичность. Вы все долбите ее, долбите!.. Может, она отдельно и не слышна, но в целом получается не очень…
Я говорю:
– Да, но у меня здесь гармония изменяется, аккорды!..
– Шура, – улыбался он, – народ гармонию не слышит! Народу надо мелодию!..
Я это тогда хорошо запомнил.
Короче, пилите, Шура! Шлифуйте мелодию!..