"...Миг между прошлым и будущим" - Александр Зацепин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А моя физиономия неузнаваемая. Значит, нужно применять иные средства!
Свисток, мелькает волшебная полосатая палочка…
– Здрасте!
– Здрасте! Вот, вы тут нарушили! Сделали разворот. А видите: знак тут справа?
Это, например, было на Сущевском Валу. Там четырехрядное движение, я становлюсь в левый ряд, чтобы развернуться, а в правом ряду вверху, на столбе – запрещающий знак. Рядом стоит троллейбус, из-за которого этот знак не виден.
– Я знак не видел, – говорю. – Троллейбус мешает. Почему бы вам не повесить знак по центру, чтоб всем было видно?
– А там столба нет! – отвечает инспектор.
– Может, растяжку повесить какую-нибудь? – предлагаю. – Хотите я вам помогу?
Шучу так. Иногда юмор принимают, иногда – нет.
– Вы тут не разговаривайте, я вот вам сейчас дырку сделаю!..
Раньше в водительском талоне дырки делали в качестве предупреждений. Тут уж приходится козыри открывать:
– Ну, за что же вы бедного композитора наказать хотите?.. Вы «Кавказскую пленницу» смотрели? Вот я вам пластиночку подарю…
– Да?.. – смягчается инспектор. – А напишите там, что это мне…
Пишу: «Дорогому Васе…» Ставлю автограф.
– Спасибо. Езжайте!
Редко кто говорил:
– А какая мне разница, композитор вы или нет? Вы нарушили!..
И он в принципе прав…
А однажды моя французская жена приезжала в Россию, и мы в Петербурге пошли в какой-то музей. И кто-то меня узнал. Иногда я все-таки по телевизору выступал. Редко, правда. Никогда туда не рвался. Можно было и часто мелькать на экране, но для этого нужно было куда-то бегать, кому-то звонить, дружить с теми, с кем не хочу. Зачем мне все это?
И вот в музее дает мне кто-то бумажку, чтобы я подписал автограф. А моя жена удивленно и восторженно:
– О, значит, ты такой знаменитый, что тебя узнают!..
Ей было даже приятнее, чем мне.
Но такое случается нечасто. Правда, летел недавно из Парижа в Москву, и молодая пара меня узнала. Спрашивают:
– Над чем работаете, Александр Сергеевич?
На самом деле не главное в жизни, чтобы тебя узнавали на улице. Хотя, чего греха таить, это не лишено приятности…
Но вот если искренно похвалит коллега и расшифрует: как я сделал это, как – то, и все действительно совпадет с тем, что я нашел, открыл, – это особенно приятно! Но самое дорогое, если произведение живет.
Моя дочь Лена, любимая и единственная, тоже окончила музыкальную школу. Можно было идти в музыкальное училище, но она не захотела.
– Я, конечно, готова учиться музыке, – сказала она, – если вы будете настаивать. Но мне бы хотелось поступить в МГИМО, стать переводчицей…
Вся семья, 2012 год
Поступила. Хотела на японский язык, взяли на хинди. Окончила институт, поехала на год на практику в Индию. Объехала всю страну.
Мой внук Саша тоже учился музыке. Очень способный, но настолько же и ленивый. Благодаря его лени мы и познакомились со Светланой Григорьевной… А так бы я, наверное, уже не женился. Можно сказать, это прекрасный подарок внука, о котором я и не мечтал.
Саша и прадедушка
Лена сейчас работает в ВОЗ, заведует русской секцией. Внук учился в консерватории, сейчас у него строительный бизнес.
Семья – это лучшие твои друзья, самые близкие люди. Когда после смерти Светланы я женился на француженке, было очень трудно: у нас совершенно разный менталитет. Кроме того, сковывал язык. Она неважно знала английский, я тоже не очень. Поэтому мы общались на примитивном уровне. Я говорю – она не понимает!.. И это не способствовало укреплению семьи. Наверно, постепенно я выучил бы французский язык, и дело пошло лучше, если бы не то, что произошло…
Она привыкла к своему укладу. Помню, первый раз в Париже мы сели вместе завтракать на кухне. Играет радио. Я говорю:
– Женевьева, смотри, погода хорошая! Может, сходим куда-нибудь?
Она резко выключает радио:
– Я привыкла утром слушать радио!
– Ну, я же не знал… – мямлю. – Ты объясни мне…
Ладно, молчу.
На следующее утро она опять включает радио. Я молчу. Разговаривать же нельзя!.. Она вдруг резко выключает радио:
– Почему ты не говоришь со мной?!
– Ты же сказала, что привыкла слушать радио…
Праздник, Москва, 2006 год
Постепенно, конечно, это сглаживалось. В общем-то, она была очень добрая женщина. Но знания языка нам очень не хватало. И теперь, когда меня иногда спрашивают, о чем я жалею, могу сказать точно. Что не учил в юности языков! Но в мое время не очень-то приветствовалось знание языков. Напишешь в анкете, что хорошо знаешь, так за тобой будет присматривать КГБ: а вдруг станешь шпионом!..
А без языка очень трудно. Хочешь что-то сказать, пошутить – и не можешь. И понять шутку не можешь…
А я же без юмора жить не люблю! Наверное, иногда мои шутки плоские, как рыба камбала, но я все равно пытаюсь… Светланка-то привыкла к этому. Мы еще с молодости что-то постоянно изобретали типа: «Дареному коню очки не помогут!» Смеялись, нам это нравилось, она тоже постоянно шутила. А с француженкой этого не было.
После смерти Светланы и моей неудачной женитьбы на Женевьеве вокруг меня образовался какой-то вакуум. Я же семь лет был холостяком. Правда, тогда я жил с семьей дочери и не ощущал одиночества. Со Светланой Григорьевной тоже, конечно, пришлось притираться… Она очень добрая, порядочная, прекрасный кулинар, любила готовить. Когда уезжала куда-нибудь, всегда готовила мне всего впрок, чтобы, говорит, ты спокойно жил. Очень заботливая!..
Мы старались ездить повсюду вместе. Но у нас иногда бывали разлуки. На месяц, а то и больше. Она – в России, а я во Франции работаю на даче. Или наоборот: я – тут, она – там. Самому надо что-то приготовить, куда-то съездить, купить… Я покупаю себе продуктов сразу на неделю, чтобы раз-два – поджарил, съел и побежал к роялю. Сначала работаешь, вроде все хорошо, но потом начинаешь ощущать, что не хватает Светланы Григорьевны…