Григорий Распутин. Тайны «великого старца» - Владимир Хрусталев

Ты ничего не имеешь против того, что я теперь часто вижусь с Н.П.? Но так как он через несколько дней едет (его друзья уехали), то он целый день занят, а вечерами совсем один и тоскует. В связи со всеми этими толками здесь и в Москве, будто его удалили из-за нашего Друга, ему нелегко покидать тебя и нас всех. И для нас тоже ужасна неизбежность расстаться с ним: у нас так мало истинных друзей, а из них он – самый близкий. Он бывает у нашего Друга, слава Богу. Я много с ним говорила и рассказала ему все о большой перемене нынешним летом: он не знал, что именно Он убедил тебя и нас в безусловной необходимости этой перемены ради тебя, нас и России (решение царя возглавить Верховное главнокомандование армией и флотом. – В.Х.). Мне уже целые месяцы не приходилось говорить с ним наедине, и я боялась заговорить с ним о Гр., так как знала, что он сомневается в Нем. – Боюсь, что это еще не прошло, – но если он увидит Его, то успокоится. Он очень верит Манусу (я не верю), и я думаю, это он восстановил его против Друга. И теперь он зовет Его Распут., что мне не нравится, и я постараюсь отучить его от этой привычки.

Сейчас гораздо теплее: вечером всего 1 градус, – такие перемены вредны для здоровья.

Что ты скажешь о Черногории? Я не доверяю этому старому королю и боюсь, что он замыслил злое, так как он ничуть не внушает доверия и, главное, неблагодарен. Что сделали бедные сербские войска, которые пошли туда? Италия внушает мне отвращение своей трусостью: она легко могла бы спасти Черногорию. Поклонись от меня милому старому По и генералу Вильямсу, и милому Бэбиному бельгийцу. Я уверена, что водосвятие было очень хорошо: такое красивое место внизу у реки, крутая улица и теплая погода!

Анастасии лучше: 36,5 градусов, голова не так болит, и кашляет меньше. Очевидно, затронуты были только верхушки бронхов.

Я спала очень скверно и чувствую себя идиотски. Поэтому выйду на балкон – 1 градус тепла, – Иза посидит со мной.

Мне жаль надоедать тебя прошениями, но Безродный – хороший доктор (он знаком с нашим Другом уже давно), и помочь можешь только ты; поэтому напиши словечко на его памятной записке (прошения не было), чтоб ему дали развод, и пошли ее Волжину или Мамонтову.

Потом есть еще бумага от одного грузина. Гр. и Питирим знают его и просят за него. Ты можешь отослать ее к Кочубею, хотя я сомневаюсь, чтоб он был в состоянии что-нибудь сделать для этого князя Давида Багратион-Давидова – м.б., ты его знаешь? Потом бумага от Мамонтова (Гр. знает его много лет): кажется, была сделана несправедливость, не можешь ли ты просмотреть ее и сделать с нею, что сочтешь нужным? Неприятно приставать к тебе, но все это зависит от тебя. Бумаги попроще я посылаю прямо нашему Мамонтову без всяких комментариев.

У Бэби в горле небольшая краснота, поэтому он не выйдет на воздух; при такой переменчивой погоде очень легко простудиться.

Повторил ли ты приказ относительно того, чтоб рождение Вильгельма было позволено праздновать так же, как праздновались твои именины? Подумал ли ты опять о том, что членов Думы, таких как Гучков, не следует более допускать на фронт и позволять им говорить с войсками? Он поправляется, по совести я должна сказать: увы! Кто-то заказывал молебны о его здравии в Лавре, и теперь он стал еще большим героем в глазах тех, кто им восхищается.

Вот письмо от Алексея.

Душка, я особенно много думала о тебе в эту бессонную ночь, с такой нежной тоской и жалостью! Как Вам?

Ну, прощай, мой Солнечный Свет, мой страстно любимый муженек! Всемогущий Бог да благословит и сохранит тебя, да поможет Он тебе во всех твоих решениях и да подаст тебе больше твердости!

Целую без конца, нежно и страстно. Твоя горячо любящая

Женушка.

Поклонись Мордв. и Силаеву. Где Миша? Он не подает признаков жизни с тех пор, как в декабре уехал». (Переписка Николая и Александры Романовых. 1915–1916 гг. М.; Л., 1925. Т. IV; Платонов О.А. Николай Второй в секретной переписке. М., 2005. С. 368–370.)

«Друга семьи» или «Старца» далеко не все одинаково позитивно воспринимали в светском обществе и даже среди приближенных Царской семьи. Императрица Александра Федоровна не любила, когда «Старца» называли по фамилии Распутин. Она сама обычно в официальных беседах с другими называла его Григорий Ефимович Новый.

Драматург и режиссер Н.Н. Евреинов позднее подчеркивал в своей брошюре своеобразие незаурядной личности Распутина: «Все заставляет думать, что и вправду это был крайне талантливый и крайне искусный, несмотря на свою доморощенность, актер-самородок, понимавший не только сценическую ценность броского костюма мужицкого пророка, но и ценность особой, подобающей пророку божественной речи.

Начал он не говорить, а изрекать, подолгу задумываясь. Ответы его, загадочные и отрывистые, стали походить на пророчества и на чтения в человеческих сердцах». (Евреинов Н.Н. Тайна Распутина. Л., 1924; Григорий Распутин: Сборник исторических материалов. Т. 3. М., 1997. С. 3–80.)

Полевое управление Кавказской армии было образовано еще в августе 1914 г. при штабе Кавказского военного округа. Главнокомандующим Кавказской армии с 23 августа 1915 г. и до 2 марта 1917 г. являлся генерал от кавалерии великий князь Николай Николаевич (1856–1929). Командующим армией с 24 января 1915 г. и до 3 марта 1917 г. был генерал от инфантерии Николай Николаевич Юденич (1862–1933). Начальником штаба Кавказской армии с 31 января 1915 г. и до 9 июня 1917 г. являлся генерал-майор Леонид Митрофанович Болховитинов (1871–1927).

К декабрю 1915 г. численность русской Кавказской армии, за исключением корпуса ген. Н.Н. Баратова, действующего в Персии и подчиненного непосредственно наместнику Кавказа великому князю Николаю Николаевичу, составляла 153 200 штыков, 27 630 сабель при 450 пулеметах и 373 орудиях – 111 батальонов, 200 сотен, 8 ополченских и добровольческих дружин. Кроме того в резерве находилось 50 000 человек в подчинении Кавказского военного округа, и еще 70 000 новобранцев проходило обучение в запасных пехотных батальонах в прифронтовой зоне.

Численность 3-й турецкой армии, которой командовал Махмуд-Киамиль-паша (1844–1918), составляла около 100 000 штыков в 125 батальонах, 10 000 сабель курдской иррегулярной конницы и 32 запасных батальона. Турки ожидали подкреплений из-под Стамбула уже в апреле 1916 г., а потому перешли к стратегической обороне на Кавказском фронте в зимних условиях горной местности.

В конце 1915 г., после разгрома англо-французских войск в Галлиполи, генерал Н.Н. Юденич принял решение о начале новой наступательной операции (имея целью упредить переброску турками резервов с Дарданелльского фронта). 28 декабря 1915 г. (10 января 1916 – по новому стилю) он начал Эрзерумскую операцию. Первым нанес удар 2-й Туркестанский армейский корпус (ген. М.А. Пржевальский), а 30 декабря 1915 г. (12 января 1916) начал наступление и I Кавказский АК (ген. П.П. Калитин). Наступление в зимних условиях было неожиданным для турецкой армии. Часть русских сил вышла в тыл противника, и 4 (17) января 1916 г. турецкие войска начали отходить к Эрзеруму. Как в Кепри-Кейском сражении, так и в последующем наступлении русское командование избрало для нанесения главного удара участки, которые немцы, бывшие инструкторами в турецкой армии, и сами турки считали наиболее труднодоступными. Поэтому эти участки защищались менее надежно и не имели организованной системы огня. Кроме того, в зимних условиях турки были лишены возможности своевременно перебросить сюда свои резервы. 7 (20) января русские части вышли к хребту Деве-Бойну. Юденич настоял (под свою личную ответственность) перед великим князем Николаем Николаевичем на немедленном продолжении операции и штурме Эрзерума. Здесь в этом укрепленном районе укрылись остатки отступившей 3-й турецкой армии (около 30 тыс. чел., 112 орудий, 39 пулеметов).