Две стороны неба - Алексей Корепанов

Роберт чуть не расхохотался. Юджин в своем кавалерстве был неуклюж, как бегемот.

— Между прочим, мы даже не знакомы, — подыграла Юджину Ирена.

— О, простите, мадемуазель! Юджин Харнс, для друзей просто Малютка.

Ирена шутливо поклонилась:

— Ирена Вильска.

— Теперь мы знакомы! — торжественно заявил Юджин. — Давай руку, Ирена!

Он протянул Ирене огромную ладонь, но девушка засмеялась и тронула Драгана за локоть.

— Извините, уважаемый Юджин, мы пройдемся в другой раз.

Малютка засопел.

— Я не привык, чтобы мне отказывали, мадемуазель! — сказал он шутливо, но Роберт уловил в его голосе угрозу.

— Значит, придется привыкнуть!

— Я не привык к отказам! — угрожающе повторил Юджин.

Происходящее переставало быть простой неуклюжей шуткой.

— Между прочим, сейчас не Средние века, — спокойно сказал Драган и шагнул к Юджину. — Это у вас на Юпитере так принято?

Малютка даже не повернул голову в его сторону. Он злыми глазами глядел на улыбающуюся Ирену, и вынул руки из карманов, и пальцы его шевелились очень знакомо Роберту. Так могли шевелиться пальцы, которые нащупывают курок.

— Пошли, попробуем вызвать Либетрау, — поспешно сказал Роберт.

— Подожди, малыш! — отмахнулся Юджин. — Я чем-то не угодил вам, мадемуазель?

— Ну хватит! — сказала Ирена еще насмешливо, но уже немного раздраженно. — Вам совсем не к лицу быть назойливым.

— А что же мне к лицу? — размяк Малютка.

— Вести себя прилично!

Ирена взяла Драгана под руку, легонько толкнула Юджина в грудь, так что он невольно посторонился, и прошла мимо.

— Ты явно перепутал место действия. — Роберту было стыдно за Юджина. — Это тебе не База. И, в самом деле, не Средние века!

— Поду-умаешь! — обиженно протянул Малютка. — «Придется привыкнуть!» Видал?

— Теперь я представляю, что могла сказать та, которая тебя недавно отвергла. Твои выходки привели бы в восторг питекантропа!

— Подумаешь! — повторил Юджин. — А что она смыслит в двигателях?

Это прозвучало так по-детски, что Роберт рассмеялся и взял Юджина за руку.

— Ты сейчас очень похож на мамонта, который миллион лет провалялся в вечной мерзлоте. Не внешностью похож, конечно.

Они прошли мимо коттеджей и поднялись в тихий зал с рядами экранов.

И опять Либетрау не оказалось на месте.

…«Апельсин» яркой шаровой молнией мелькнул над соснами и с тихим гулом опустился на платформу. Юджин шумно вздохнул, крепко сжал руку Роберта:

— Ну, до встречи! Если что — я на верфи. Вызывай! А вообще — теперь твоя очередь в гости.

— Хорошо, Малютка. До встречи!

Юджин, сгорбившись, полез в дверцу, маленькую для его огромного тела.

— Ты доволен жизнью? — тихо спросил Роберт.

Юджин не расслышал. Он немного поворочался в кресле, прощально поднял руку. «Апельсин» прыгнул в ночное небо и быстро затерялся среди звезд.

…И все-таки Роберт добился своего. Экран наконец ожил и исчез, оставив его наедине с Либетрау.

— В общем, так, — сказал Роберт. — Считайте, что вы выиграли.

Либетрау пожал плечами:

— А разве есть проигравшие?

— Ладно! Я хочу сказать о Базе…

Либетрау ничуть не удивился. Он молчал и вертел в руках блестящий карандаш. Роберт слегка удивленно повторил:

— Я хочу сказать о Базе!

— Слушаю, — произнес Либетрау. — Карту?

— Не надо. Астероид тысяча девятьсот девяносто три, ю-эй. Где другие базы — не знаю, честное слово.

Либетрау отложил карандаш:

— Так. Понятно. Не путаешь?

Роберт оскорбленно промолчал. Либетрау опять взял карандаш и застучал им по столу. Он был чем-то расстроен.

«Почему он задумался?»

Внезапно Роберт догадался, покраснел от возмущения и крепко сжал кулаки.

— Не верите? — глухо спросил он, с неприязнью глядя на человека, который посмел сомневаться в его, Роберта Гриссома, искренности. — Эх, а я-то!..

Он безнадежно махнул рукой и опустил голову.

— Почему же, верю. Минутку! — Либетрау щелкнул чем-то под столом и повернулся к Роберту боком. — Юра! Передай Пейджу, что данные Гарри Гриссома ложны. Пусть прекратит пока все приготовления, а я позже с ним свяжусь.

— Понял, — сказал невидимый Роберту человек.

Роберт был ошеломлен. Папаша старался досадить как мог! Это было вполне в его стиле. Как-то давным-давно отец угостил сладкой фруктовкой доверчивую шестилетнюю Франсуазу, а потом хохотал, когда малышка чуть не задохнулась от первого же глотка: в стакане оказалась дьявольская смесь виски, коньяка и черт знает чего еще! А случай с Питерсом… Отец закрыл его в каморке, когда тот явился с очередной проповедью, разрегулировал локальный температурный блок и двое суток пропьянствовал в баре, а старик Питерс задыхался от жары.

— Спасибо, — коротко сказал Либетрау и улыбнулся, хотя улыбка почему-то вышла печальной.

— Не стоит! — весело бросил Роберт.

Ему было легко и хорошо, он готов был радостно зазвенеть от любого прикосновения, как хрустальная ваза.

— Скоро всех вызволим, — сказал Либетрау. — А базы еще пригодятся. Только для других целей.

— Но там же торпеды! Они просто так не дадутся!

— Ничего. У нас много средств, чтобы обойтись без жертв и с той, и с другой стороны. Не волнуйся.

Лицо Либетрау внезапно стало очень серьезным.

— Сегодня получил фотографии, — медленно проговорил он, внимательно глядя на Роберта. — Печальные фотографии. Мы их сделали в рубке управления космического бота. Не нашего бота. Посмотри…

Он сидел на пне у дороги, ведущей к городу. Ходили по ней редко, и можно было хоть целый день чертить веткой узоры на песке, не опасаясь, что этому занятию кто-нибудь помешает.

Роберт даже не ожидал, как больно и тоскливо станет после слов Либетрау, при виде той фотографии, и как долго будет успокаиваться боль. Она нехотя разжала тугие кольца только к исходу бессонной ночи и отпустила наконец при свете привычного солнечного дня.

Роберт сидел лицом к интернату, утонувшему в соснах, — спаслась лишь жирафья шея вышки над бассейном, — и бесцельно водил веткой по песку.

Мобиль подкрался незаметно. Он лежал на дороге, как толстая безглазая рыба, а возле него, опустив руки, стояла невысокая молодая женщина. Темные волосы подчеркивали удивительную бледность лица, совершенно не тронутого загаром, словно она очень долго была там, где нет горячего летнего солнца. И что-то еще было в ее лице… Что-то странное…