Непарадная Америка - Игорь Ротарь

Бостон мне вызвалась показать студентка искусствоведения местного университета. Мы бродили по узким улочкам, стояли на берегу канала, заходили в многочисленные церкви. И у меня создавалось впечатление, что я уже покинул Америку и нахожусь в каком-нибудь средневековом европейском городе. На самом деле большинство зданий были не такие уж и старые – в основном XIX век, но ощущение «неамериканистости» появлялось.

– По своему стилю жизни Бостон – совсем не американский город, мы – скорее Европа! – подытожила экскурсию моя новая приятельница.

Рубленые избы с русскими печами, горьковатый дымок из труб, величественные реки, безбрежные леса и луга с березовыми рощами на косогоре – типичный пейзаж Аляски. Точнее ее буша – так здесь называют труднодоступные для цивилизации районы, куда можно добраться лишь по воздуху или по реке.

Я работал на Камчатке, и аляскинская глушь так напоминала мне Дальний Восток, что иногда я путался и называл американцам их полуостров Камчаткой. Они не обижались.

Даже самая популярная водка в местных магазинах называется «Kamchatka», хотя стоит по российским понятиям нереальные деньги – 40 долларов за 750 миллилитров!

В отличие от «обычной» Аляски, американский комфорт не достиг буша. Водопровод здесь предмет роскоши, туалеты на улице – норма. Парового отопления нет – людей выручает русская печь.

Русские научили аляскинских аборигенов строить избы, но почему-то не приучили их к нашей классической бане. Местные не знают о существовании парилки с веником. Эти горемыки ходят в общенародную душевую, которая есть в каждой деревне. Кстати, в одной из деревень на Юконе местных так заинтересовал мой рассказ про русскую баню, что они собрались потратить часть поселкового бюджета на строительство общественной парилки.

Работы в деревушках буша почти нет. Единственные «богачи» – школьные учителя и госслужащие (работники «сельсовета» и почты). Раз в год молодых мужчин аляскинских деревень нанимают на месяц «тушить пожары» в Калифорнии. Заработанные в дыму три-четыре тысячи долларов – единственный годовой заработок для большинства местных жителей.

Как и в глухих сибирских и дальновосточных поселках, людей выручает натуральное хозяйство. Реки здесь кишат лососем. Пойманную рыбу обрабатывают, а красную икру бросают собакам – аляскинцы считают, что ее есть нельзя.

Как и сибиряки, местные жители заготавливают ягоды – многокилограммовые кадки с квашеной брусникой и черникой есть в каждом доме. Но вот капусту аляскинцы не квасят, и грибы собирать здесь не принято. Коренные народы Аляски (как и нашего Севера) их не едят, а белые американцы привыкли к выращиваемым шампиньонам.

Я находил и срывал белые и подосиновики даже на деревенских улицах.

С сентября по октябрь длится сезон охоты, и в это время буш «лихорадит». Каждая семья за месяц должна убить хотя бы одного лося. Этого хватит, чтобы прокормиться до следующего сезона. Впрочем, есть и другой способ. Приезжим городским охотникам можно добывать трофеи (рога, шкура), а вот вывозить мясо нельзя, поэтому они просто отдают его в местные школы. И с горемыками, которым так и не удалось убить «своего лося», в учебном заведении всегда поделятся мясом.

Зимой можно охотиться на соболя. В основном охотники ездят на снегоходах, но в отличие от Русского Севера, на Аляске по-прежнему популярны и ездовые собаки. Профессия каюра очень уважаема, и зимой в каждой деревне устраивают собачьи гонки. Забавно, но лучшие каюры – не коренные жители Аляски, а белые.

Увы, добыча соболя – дело непростое. Реально заработать на этом могут лишь немногие охотники-профессионалы, уходящие на зимовку в отдаленные на сотни километров от деревень охотничьи заимки. На Аляске у каждой такой избушки свой хозяин, а на Дальнем Востоке они – «общественные»: в них может остановиться любой охотник. Уходя из жилища, наши охотники всегда оставляют немного еды для следующего постояльца. Полвека назад такая же практика существовала на Аляске. Но потом от этой «общественной собственности» почему-то отказались.

Большинство населения буша – коренные народы Аляски (индейцы и эскимосы). В их языках со времен российской колонизации – много русских слов. Белых людей они называют «гозак» (искаженное «казак»). Очень популярны местные имена Айван (Иван) и Питка (Петька), причем они могут быть и женскими. «Русские имена очень мужественные. Айван звучит почти как I won! (я победил)», – льстили мне обитатели буша. Потомки русских в буше мне не встретились, но многие индейцы уверяли меня, что их дедушка (или прадедушка) были русскими.

Кстати, у флага Аляски «русские корни»: его придумал в 1926 году 13-летний мальчик – на четверть русский, на четверть алеут.

В прибрежной Аляске прежде проповедовали русские священники – незначительная часть индейцев до сих пор исповедует православие. В отдаленные деревушки на Юконе русские миссионеры не добрались, и индейцев-язычников обращали в христианство католические и протестантские пасторы.

Но поскольку русские жили на Аляске повсюду, православные церкви, хотя и редко, строились и в отдаленных поселениях буша. В деревушке Руби в бывшей православной церкви сегодня размещается клуб! Нет, здесь, в отличие от Советского Союза, не было «воинствующих атеистов», но, как мне объяснили, церковь построили, еще когда полуостров принадлежал России. Сейчас в деревне ни батюшки, ни прихожан, вот здание и решили использовать под очаг культуры.

«Приветы из русского прошлого» встречаются в самых неожиданных местах. Меня занесло на индейское кладбище, откуда открывается великолепный вид на Юкон. Каково же было мое удивление, когда на могилах я обнаружил чекушки с водкой! Этот обычай распространен только у православных и совершенно не известен ни католикам, ни протестантам.

Как мне показалось, аляскинские индейцы – христиане «эклектичные». Рядом с могилами я обнаружил маленькие игрушечные домики, где «живут души умерших». Такие же домики я встречал на кладбищах ханты и манси на Таймыре.

У коренных жителей Сибири и Аляски есть общая беда. Алкоголизм – бич для коренных народов по обе стороны Берингова пролива. Стиль пьянства очень похож. Когда я зашел на аляскинскую дискотеку, мне показалось, что я очутился на танцах в корякском поселке. Правда, на Камчатке пьяные корячки приглашали белого чужака к себе домой для «продолжения банкета». Увы, на Аляске я с этим не столкнулся, но, как заверили меня местные белые, нравы аляскинских аборигенов тоже очень раскованные.